— Карина?
Оборачиваюсь и смотрю на Чингиза.
На этот раз он приехал один. А машина та же самая. Теперь я
могу её разглядеть получше — «ягуар».
— Почему-то так и подумал, что найду тебя здесь. — Чингиз
неловко разводит руками. — Вначале поехал к памятнику Спамеру. Не нашёл,
двинулся сюда… вот.
— Вас отключили? — спрашиваю я. Хочется спросить другое. Я
говорю не о том! Я делаю не то! Но зато я делаю то, что… разрешено?
Кем разрешено?
— Да, — кивает Чингиз. — Все мои способности… они ничего не
стоят, когда провайдер отключает тебя от сети. По одной лишь команде из МВД.
— А как ты вошёл? — спрашиваю я.
— По старинке. С телефонной линии. — Чингиз морщится. —
Ощущение, будто пересел на «жигули».
— Тоже машина, многие и такой не имеют, — машинально отвечаю
я. Иметь машину в глубине — уже роскошь, одно время частный транспорт вообще
запрещали. А уж иметь виртуальный «ягуар»… налог на него такой же, как и на
настоящий. Так же как на виртуальные «Ролексы» и «Патек Филиппы», на виски
сорокалетней выдержки… человеческое тщеславие живо и в глубине…
— Извини, не хотел обидеть, — искренне говорит Чингиз. — Ну…
и что там?
— Ничего. У них всё сорвалось, — отвечаю я. И начинаю
рассказывать — про водителя, сумевшего вывернуть руль, про убийцу, оживившего
лисичку…
Чингиз улыбается всё шире и шире. Мне надо спросить его о
другом… совсем о другом. О том, где же мы встречались на самом деле!
Но я продолжаю рассказ.
— Я надеялся на это, — говорит Чингиз. — Честное слово —
надеялся.
— Почему? — спрашиваю я.
— Глубина — это больше, чем принято думать, — убеждённо
говорит Чингиз. — Это не только среда обитания. Это что-то ещё. Мы — частички
глубины. Она становится такой, какой мы хотим её видеть. Если бы все хотели
заполнить улицы штампованными дайверами — это бы случилось. Но мы не хотели — и
глубина не позволила.
— Ты говоришь так, будто она живая, — замечаю я.
— А я думаю, что так оно и есть. — Чингиз даже не смущается
своих слов. — Сеть стала слишком велика. Нельзя связать воедино миллионы
компьютеров и ожидать от этого лишь количественных изменений. Мы оставляем в
глубине свои следы. Слепки, отпечатки слов, поступков, желаний. Мы… учим её,
что ли? Отдаём частицу души… должна же глубина однажды осознать себя.
— Кем? — спрашиваю я. — Растянутой на весь земной шар
паутиной проводов и миллионами компьютеров? Электронным Франкенштейном? Монстром,
чудовищем, големом, коктейлем из спеси, амбиций, похоти, пустого трёпа,
заумного философствования? Ты думаешь, что подобная глубина сможет понять
человека? А человек — понять такую глубину?
— Может быть, и не так, — отвечает Чингиз. — Мы ведь не
думаем о том, что наш разум — это искорки на паутине синапсов между кашей
нейронов. Мы осознаём свою личность, а не уровень гормонов в крови и
противоборство древних инстинктов.
Он замолкает, достаёт сигарету из бело-синей пачки «Милд
Севен». И прежде чем закурить, добавляет:
— Во всяком случае, у нас всегда есть выбор, кем себя
осознавать. Человеком или големом.
— Чингиз, пойдём отсюда, — прошу я. — У тебя есть здесь
любимый кабак?
— Но лучше в настоящей Москве. Есть такой уютный
ресторанчик… — начинает Чингиз.
Я качаю головой. Мне кажется, что стоит сейчас закрыть веки
и посмотреть в темноту — я увижу что-то, чего не хочу видеть. Бесконечную серую
муть, кашу нейронов, помаргивающих огоньками синапсов.
И я не закрываю глаз.
— Начинаю бояться, что на самом деле ты… — Чингиз не
договаривает.
Я беру его за руку. Рука настоящая, живая и тёплая. Человек,
а не голем.
— Чингиз, я не мужик, не малолетка, не старуха и не уродина.
Я такая, какой ты меня сейчас видишь. Только такая. Никакой иной Карины не
существует.
— Оки, — произносит он после краткой паузы. — Ты извини.
— Да ничего, — садясь в машину, говорю я. — Сегодня такой
странный день… представляешь, Томилин решил, что я — проверяющая из другой инстанции,
из ФСБ…
— Не произноси этого слова вслух, — шутливо отвечает Чингиз.
— А с чего вдруг у подполковника такие тревоги?
— Ну… не смогли пробить мою защиту и проследить канал.
Чингиз кивает. И с уважением признается:
— Я и сам, если честно… попытался отследить тебя. До
виртуальной квартиры дошёл — и всё. Замечательная закольцовка, я так и не
понял, в чём фокус.
— Это папа, — без колебаний говорю я. — Он хороший
программист. Поставил свою защиту.
— Серьёзный папа, — соглашается Чингиз.
«Ягуар» трогается, я откидываю голову. Искоса смотрю на
Чингиза.
Как он всё-таки похож на рыцаря с моего старого паззла…
Этой мозаике никогда не сложиться до конца. Я знаю. Знаю,
даже не закрывая глаз.
Но этого вовсе не нужно знать рыцарю и принцессе.
