Я хотела их раскрыть, но мама меня остановила.
– Не надо, золотце. Солнце слишком яркое, – сказала она, прижимая ладонь ко лбу.
– Мам, у тебя похмелье?
– Что? Нет, конечно! Не говори глупостей. Просто сильнейшая мигрень. Со мной это часто бывает. Нервы.
Она схватилась за сигарету.
– Мам, ты не из-за меня нервничаешь?
– Ну что ты, дурашка! Посмотри-ка, что мама для тебя припасла.
– Еще подарок?
Хорошо бы не шоколад, а то меня и так немножко подташнивало. Тоже нервы. Я вся в маму.
Сверток был большой, но мягкий. Значит, не шоколад.
– Там плюшевый медведь или тряпичная кукла? – Я осторожно помяла сверток – не прощупываются ли лапки или голова.
– А ты разверни!
Я развернула обертку – на этот раз очень аккуратно. Внутри оказались совершенно потрясающие армейские штаны! С такой этикеткой, что упасть и не встать.
– Ух ты! Здорово!
Я закружилась по комнате, прижимая штаны к себе и заставляя обе штанины приплясывать по очереди.
– Нравятся? – спросила мама.
– Да не то слово! Такие классные! Жаль, у меня к ним куртки подходящей нет.
– Это что, намек? – спросила мама с улыбкой.
Я решила – намекать так намекать.
– Конечно, старые кроссовки всю картину испортят… Мне бы «найксы» к этим штанам, для комплекта.
– Я деньги не печатаю, – сказала мама. – Вообще интересно получается – эта Кэм за тебя кучу денег получает, а мне ни гроша никто не заплатит.
– Но на меня же никаких денег не жалко, правда, мам?
– Конечно, золотце. Только перестань вертеться и не топай так громко, а то у меня сейчас голова лопнет.
Я сварила ей крепкий черный кофе. Мама пила его маленькими глоточками, сидя на диване. А потом откинулась на подушки и затихла. Не отвечала, когда я с ней заговаривала. Наверное, она заснула, хотя за темными очками не рассмотреть, открыты глаза или закрыты.
Я на цыпочках обошла вокруг дивана, рассматривая маму. Никак не верилось, что мы с ней опять вместе и теперь уже не расстанемся. Я столько раз воображала себе это, и сейчас трудно было привыкнуть, что все на самом деле. Я смотрела, пока в глазах все не начало расплываться, но мама не исчезла. Она лежала на диване, в своем искристом свитере и леопардовых легинсах, такая красивая, такая любимая. И такая сонная.
Она никак не просыпалась. Мне очень нравилось ею любоваться, но потом стало немножко скучно. Я прошлась по комнате, вытряхнула окурки из пепельницы в мусорную корзинку, а пустую бутылку и стакан отнесла на кухню – настоящая мамина помощница! Пошарила в холодильнике и в кухонных шкафчиках, но ничего пожевать не нашла. Сплошь замороженные продукты, разная диетическая гадость и выпивка.
Я немножко поиграла в классики на квадратах пола в кухне, потом сняла кроссовки и проехалась, как будто на коньках, потом с надеждой заглянула в комнату – показалось, что мама проснулась, но она просто вздохнула во сне, повернулась на другой бок и стала дальше играть в Спящую красавицу. Одна черная замшевая туфелька свалилась на пол. Я ее примерила, потом осторожно стащила туфельку с другой ноги. Прошлась по комнате, привыкая держать равновесие на высоких каблуках. Кое-как доковыляла до маминой спальни – полюбоваться собой в зеркальной дверце шкафа.
Осторожно заглянула в шкаф – и опомниться не успела, как уже натянула на себя мохеровый свитер и кожаную юбку. Я стала почти как мама! Представила себе, что я – это она. Я дала слово своей доченьке Трейси, что всегда буду ее любить и что мы никогда не расстанемся.
Тут в комнату вошла настоящая мама, протирая глаза и раскуривая сигарету:
– Вот ты где! Я, кажется, задремала? Ах ты нахалка, роешься в моих вещах! Снимай сейчас же! Осторожно, юбку не порви, она кучу денег стоила!
– Ой, мам, а можно я еще чуточку так похожу? Я в этом такая красивая! Совсем как ты! – Я начала перебирать вещи в шкафу. – Ух ты, как мне нравится это красное платье! Можно я его тоже примерю? И вот эту фиолетовую штуку? А это черное платье? Ой, секси, прямо обалдеть можно!
– Трейси! – захихикала мама. – Ну ладно, иди сюда. Будем наряжаться!
Это было волшебно! Мама наряжала меня и так, и этак. Мы хохотали до упаду, когда я напялила черное платье – вырез получился таким глубоким, что открывал пупок. Это уже и не одежда вовсе! В конце концов я осталась в тех самых мохеровом свитере с кожаной юбкой и маминых замшевых туфлях на каблуке. Вдобавок мама меня накрасила и сделала взрослую прическу. Я расхаживала по комнате, будто супермодель, и мама тоже прошлась – показала мне, как надо держаться на подиуме. Я старалась за ней повторять как могла. Потом мы играли, что мы рок-звезды. Мама и подпрыгивала, и пританцовывала, она все это умеет просто потрясающе! И голос у нее чудесный. Мама сказала, что она в местном пабе королева караоке – ее всегда просят спеть.
– Кстати, сегодня как раз вечер караоке, – вспомнила она.
– Ой, как здорово! Давай пойдем? Хочу посмотреть, как ты выступаешь!
– Трейси, тебе нельзя в паб, ты еще маленькая.
– Я один раз ходила с Кэм, Джейн и Лиз. Мы сидели в саду, я выпила коктейль, называется «Сент-Клемент», и съела три пачки чипсов с солью и уксусом.
– Ну, в нашем пабе сада нет, да и вредно вечером на открытом воздухе. Нет, я бы сама сходила.
– А… А как же я?
– А ты спать ложись. Я тебе постелю на диване. Так и быть, можешь перед сном немножко посмотреть телевизор.
– Так я тут одна останусь? – У меня глухо застучало сердце.
– Трейси, ну что ты как маленькая! Я с тобой целый день играю в дурацкие игры! Уже нельзя пару часов провести с друзьями? Выпью пару бокалов, только и всего. Вернусь задолго до закрытия, честное слово! Да ты к тому времени уже будешь сладко спать.
– А если я не усну?
– Я же сказала – посмотришь телевизор.
– По-моему, сегодня в программе ничего хорошего нет.
– Ну видео посмотри! Ох уж эти дети! Сразу видно, что ты избалованная. Учись-ка слушаться, иначе у нас с тобой ничего не получится.
– Ты не должна бросать меня дома одну! По правилам не полагается.
