Бесполезность бедняги Аида даже как номинального вождя вынуждала меня брать руководство на себя, в нарушение как принципа, так и собственных убеждений, поскольку особое искусство налетов, а также подробности организации привалов для приема пищи и выпаса верблюдов, выбора дороги, выплаты жалованья, разрешения конфликтов, дележки трофеев, кровной мести и порядка на марше не входили в программы факультета современной истории Оксфордского университета. Необходимость заниматься всеми этими проблемами отнимала у меня слишком много времени, чтобы я успевал следить за местностью, не позволяла мне думать о том, как мы должны будем штурмовать Мудовару и с наибольшей внезапностью и эффективностью использовать взрывчатые материалы.
Мы устроили наш полуденный привал в плодородном месте, где благодаря последнему весеннему дождю, выпавшему на песчаный склон, проросла густая серебристая трава, которую любили верблюды. Погода стояла мягкая, превосходная, такая, как в августе в Англии, и мы делали все медленно, желая продлить удовольствие и отдохнуть наконец перед выступлением от мелких стычек и перебранки последних дней и от некоторой нервозности, неизбежной при уходе даже с временного расположения. В наших обстоятельствах человек пускал корни очень быстро.
После полудня мы продолжали свой путь, спускаясь извилистой тропой в узкую долину, зажатую между не слишком высокими стенами из песчаника, пока наконец, еще до захода солнца, не выехали на другую равнину, покрытую засохшей желтой грязью, подобную той, которая была такой прекрасной прелюдией к роскоши Румма. Мы разбили лагерь на ее окраине. Моя забота принесла плоды, и все расположились всего тремя группами вокруг ярких костров, в которых, потрескивая, ярким пламенем горели ветки тамариска. У одного из них ужинали мои люди, у второго – Зааля, у третьего – ховейтаты другого клана. А поздно вечером, когда все вожди досыта наелись мяса газели и горячего хлеба, появилась возможность собрать их всех у моего нейтрального костра и здраво обсудить маршрут следующего дня.
Похоже, что уже на закате мы будем пить воду из колодца Мудовары в укрытой долине в двух или трех милях по эту сторону от станции. А потом, в начале ночи, пройдем вперед, чтобы разведать обстановку на станции, и решим, сможем ли мы, учитывая наши недостаточные силы, попытаться нанести по ней удар. Я настойчиво придерживался такого мнения (в противоположность всем остальным), потому что это была самая решающая точка линии. Арабы этого не понимали: в их умы не укладывалось представление о том, насколько протяженной была линия турецкого фронта. Однако мы достигли внутренней гармонии мнений и в согласии разошлись, чтобы как следует выспаться.
Утром мы снова задержались для того, чтобы поесть, поскольку нам предстоял шестичасовой переход, а затем двинулись по сухой грязи к равнине, выложенной слоистым известняком, усыпанным коричневым выветренным кремнем. За нею поднимались холмы. Под их более крутыми склонами, куда завихрения ветра заносили песчаную пыль, виднелись кое-где мягкие песчаные прогалины. Перевалив через эти холмы, мы доехали по неглубокой долине до гребня. Спустившись с него и двигаясь дальше похожими долинами, мы внезапно выехали из мрачного нагромождения камней на залитый солнцем простор очередной равнины, поперек которой протянулась редкая в этих местах невысокая дюна.
Полуденный привал мы сделали, как только оказались на местности с сильно пересеченным рельефом, а под вечер вышли точно к колодцу. Это был открытый пруд площадью в несколько квадратных ярдов, лежавший в глубокой долине – царстве каменных глыб, кремня и песка. Стоячая вода выглядела непривлекательно. Ее поверхность была покрыта слизистой мутью, собиравшейся в замысловатые островки маслянисто-розового цвета. Арабы объяснили, что турки бросали в пруд павших верблюдов, чтобы отравить воду, но прошло время, и она очистилась. Ей следовало бы быть намного чище, если бы критерием для ее оценки были мои вкусовые ощущения.
И все же это было единственное питье, которое мы могли здесь получить, если не возьмем Мудовару, поэтому мы остановились и наполнили этой водой свои бурдюки. Один из помогавших ховейтатов соскользнул с мокрого берега в воду. Прикрывший ее маслянисторозовый пятнистый ковер тут же сомкнулся над его головой, спрятав его на мгновение от наших глаз. Потом он вынырнул и под наш веселый смех, тяжело дыша, стал выкарабкиваться на берег, оставив после себя в слизистой мути черную дыру, из которой поднялось отвратительное зловоние гниющего мяса, повисшее в воздухе над нами и над всей долиной.
С наступлением сумерек мы с Заалем, с сержантами и с несколькими другими нашими солдатами бесшумно двинулись вперед и уже через полчаса были у последнего гребня, там, где турки выкопали траншеи и построили из камней хороший аванпост с зубчатыми брустверами, который в эту темную ночь новолуния был пустым. Впереди, внизу, находилась станция, и через ее двери и окна были отчетливо видны пылавшие очаги, на которых готовили пищу, и лампы в помещениях для гарнизона. Нам казалось, что станция была близко, но дальность стрельбы миномета Стокса составляла всего триста ярдов, поэтому мы подошли еще ближе. Вслушиваясь в звуки, доносившиеся из расположения противника, мы опасались, как бы наше присутствие не обнаружили их лаявшие собаки. Сержант Стокс обошел участки справа и слева от нас в поисках места для огневой позиции своего миномета, но не нашел ничего подходящего.
Тем временем мы с Заалем поползли вперед через равнину, туда, откуда можно было сосчитать неосвещенные палатки и услышать голоса людей. Один из них сделал несколько шагов в нашем направлении, потом заколебался. Он чиркнул спичкой, чтобы зажечь сигарету, яркий свет залил его невыразительное болезненное лицо, и мы увидели молодого офицера. Он присел по нужде, вскоре поднялся и вернулся к своим солдатам, затихшим при его приближении.
Мы вернулись к своему холму и шепотом посоветовались. Станция сильно растянулась в длину цепочкой каменных домов, таких крепких, что они могли бы устоять под нашими снарядами с дистанционным взрывателем. По визуальной оценке, гарнизон ее насчитывал около двухсот человек. Нас было сто и шестьдесят винтовок, но отряд нельзя было назвать слаженным. Единственное, что могло гарантировать нам успех, – это внезапность.
Поэтому я в конце концов добился единодушного решения оставить станцию в покое, не поднимая там тревоги, до следующего случая, который мог представиться скоро. Но последовавшие один за другим события спасли Мудовару, и только в августе 1918 года корпус верблюжьей кавалерии Бакстона решил ее судьбу.
Глава 65
Мы бесшумно вернулись к своим верблюдам и уснули. На следующее утро мы повторили в обратном направлении вчерашний путь строго по собственным следам, чтобы складка равнины скрыла нас от железной дороги, а затем поехали на юг через песчаную равнину, где нам попадались следы газелей, сернобыков и страусов, а в одном месте даже старый след леопарда. Мы направились в сторону невысоких гор на дальней стороне, с намерением взорвать поезд, потому что Зааль сказал, что там, где холмы подходят к самому железнодорожному полотну, есть именно такое закругление пути, какое нам нужно для минирования, и что господствовавшие над ним отроги горного кряжа могут послужить для засады и выбора огневых позиций пулеметчиков.
