На губах моего собеседника заиграла насмешливая улыбка:
— Вы словно к операции без наркоза меня готовите. Очень интересно!
Именно без наркоза! Так что зубы стисни покрепче, уважаемый Алексей Михайлович. Но я сделала вид, что не услышала его последней фразы, и продолжала:
— Отвечать необязательно. И даже смотреть на меня необязательно. Просто молчите. Я ваше молчание буду расценивать как положительный ответ. А если в чем-то ошибусь, вы меня поправьте.
— Все любопытней и любопытней, — пробормотал Подлубняк. — Жизнь-то вы мне хоть гарантируете?
Я и эту реплику проглотила. Открыла сумку. Достала зажигалку и выложила ее на невысокий столик:
— Алексей Михайлович, вам знакома эта вещица?
Жаль, что не спрятана на мне скрытая камера, которая могла бы сейчас зафиксировать моего героя. Сначала он глянул на зажигалку, потом на меня, побледнел, покраснел, хотел что-то сказать и вдруг закашлялся.
Я спокойно пережидала приступ кашля. Внешне спокойно. А внутри у меня бушевала буря не меньшей мощности, чем у моего собеседника. Наконец, Подлубняк справился с кашлем.
— Где вы это взяли? — спросил он хрипло.
— Нашла возле вашей сгоревшей дачи. А еще раньше, ночью, зажигалку искал другой человек. По всей видимости, ее хозяин. Тот, кто ее и обронил. Искал тайно, с фонариком — это я видела сама. К сожалению, я такая неуклюжая. Упала, наделала шуму. Короче, спугнула. Он и убежал. Почему, как вы думаете?
Но Подлубняк не ответил, напряженно о чем-то размышляя.
— Ладно, вернемся к зажигалке. — Удивительно, но теперь каждая следующая фраза давалась мне все легче. Словно открылись тайные шлюзы. — Дорогая безделица, такую хорошо дарить на память, правда? Вы ее и подарили. Близкому человеку. И надпись заказали в часовой мастерской. Коротенькую — «М от Л». Постороннему человеку буквы ничего не скажут, а знающему — память на всю жизнь. «М от Л». Эта «Л» меня поначалу смущало сильно. А на самом деле все просто до смешного. Леша! Например, «Матвею от Леши». Ну, или что-то в этом роде, ведь так?
Алексей Михайлович вдруг резко вскочил с места, подошел к окну и стал внимательно разглядывать улицу. Он ничего не говорил. Значит, можно продолжать. Я перевела дух. Сейчас предстояло выяснить самое болезненное. Я казалась сама себе неопытным медиком-практикантом, который лезет, трясясь от страха, непослушными, заскорузлыми пальцами прямо во вскрытую грудную клетку, подбираясь к бьющемуся сердцу.
— Алексей Михайлович, я не ошибаюсь, вы с Матвеем… — Господи, как же это сказать помягче! — Ну, одним словом… Матвей… он… ваш любовник?
Уф! Брякнула. Как в пропасть кинулась. Хотелось зажмурить глаза и втянуть голову в плечи в ожидании грома и молний. Но молний не последовало. Подлубняк молчал, по-прежнему не оборачиваясь. Только его крепкая шея стала совсем багровой. Значит, я не ошибалась.
— Так вот. Думаю, что именно Матвей спалил дачу. Спалил, чтобы убить Киру.
И тут Алексей Михайлович, наконец, обернулся. Я сидела против света и плохо видела выражение его лица. Услышала только сдавленный голос:
— А почему я должен вам верить? Ну, допустим, вы узнали, чья это зажигалка. Но мало ли где она найдена? Зажигалка — не доказательство. Зачем Матвею убивать Киру?
Ах, Алексей Михайлович, Алексей Михайлович! Играете чувствами людей, совершенно не принимая эти чувства во внимание.
— Я думаю, что причина преступления — банальная ревность.
И любовь. Непривычная, даже маниакальная, но любовь. Так хотелось мне добавить, но я этого не сказала.
— А что касается доказательств, то здесь вы правы — прямых доказательств у меня нет. Потому я и решила поговорить с вами. Выводы сами сделаете. Теперь все по порядку. Случилось так, что я познакомилась с Кирой незадолго до трагедии. И даже успела побывать у нее в гостях, да, да, не удивляйтесь. Так вот, когда мы беседовали, ей кто-то позвонил. Кира сердилась, разговаривала очень громко, так что обрывки фраз невольно слышала я. Ваша падчерица называла того, с кем разговаривала, Мальвиной. Тогда я решила, что ее собеседница — женщина, и потом еще долго так думала. Но не буду забегать вперед. Вернусь к пожару. Я знаю, что той страшной ночью вас не было в деревне. А вот ваш «Опель» в Малые Петушки приезжал. Я лично видела его ночью недалеко от усадьбы, но не придала этому факту никакого значения. Вы ведь наведывались в любое время, когда хотели?
Подлубняк молчал. Я почти физически ощущала это тяжелое молчание, словно свинцовую глыбу, постепенно заполнявшую собой всю комнату.
— Скажите, вы Матвею полностью доверяли, и машина находилась на его попечении? Он ведь мог пользоваться «Опелем» без вашего ведома, если автомобиль не был вам нужен?
Алексей Михайлович едва заметно кивнул и еще дальше отступил в тень портьеры.
— Таким образом, ваш водитель приехал ночью в Петушки, поджег дом и вернулся в город. Только вот незадача — зажигалку обронил. Наверное, от волнения. А потому следующей ночью снова заявился в деревню, чтобы подобрать опасную улику.
— А канистра?! Во дворе валялась канистра с остатками бензина. Этого… как его, пьянчуги. Кольки Ерохина, да!
— Ерохин — дурачок и пьянчуга, конечно. Но дурачок безобидный. И, как выяснилось, беспомощный. Так подставился! А на самом деле его запала хватало только на то, чтобы покричать да покуражиться на людях. Матвей об этих его пьяных истериках тоже знал и решил использовать Николая. Мне жена Ерохина рассказала, что за несколько дней до пожара ваш водитель привозил Николаю ремонтировать какой-то старый двигатель. От мотороллера, что ли. Долго был вместе с хозяином в сарае. И там запросто мог присмотреть меченую канистру. Матвей за работу расплатился щедро, из рук в руки. Он прекрасно знал, что Колька, как только получит деньги, сразу уйдет в глухой запой. Теперь канистру стащить из сарая — пара пустяков. У Ерохиных двор нараспашку, даже собаки нет. Всех ценностей — одна корова Рыжуха. Потому и ночует она в пристройке возле избы и оберегает ее хозяйка. А Колькин сарайчик, что ж! На щепку закрыт.
Я вспомнила гибкую высокую фигуру, метнувшуюся в темноте от меня в лес. Сильный, ловкий парень — подумаешь, канистра! Да на ерохинском дворе, поди, ни одна травинка не шелохнулась под его ногой.
Внезапно Подлубняк встрепенулся.
— Это все сказки! — сказал он грубым и пренебрежительным тоном. — Ваши фантастические домыслы. Ни одного свидетеля.
— Ну, допустим, главный свидетель — я сама. Потом жена Николая. А кроме того, Кира. Такому свидетелю вы поверите?
— Что-о-о?!
— Именно так, Алексей Михайлович! Матвей ведь дальний родственник Киры. Вы об этом знали? — Подлубняк опять кивнул. — Она вам его и порекомендовала в качестве водителя, просила помочь. — (Помогла на свою голову! Это я уже сама себе прокомментировала, а вслух сказать не решилась.) — А еще раньше, в детстве, они жили в одном дворе и даже учились в одной школе. Там, в школе и стал Матвей Мальвиной.
