Сколько спала — не знаю. Наверное, немного, потому что, когда я проснулась, словно от толчка в бок, еще даже не начинало светать. Я тихонько поднялась и, стараясь не скрипнуть рассохшимися половицами, прокралась на улицу. Деревня спала глубоким первобытным сном. Изредка где-нибудь сбрехнет собака, ей сонно ответит другая — и опять тишина. Как я была босиком, так и встала в мягкую траву у крыльца. На нее уже пала прохладная роса, и ступни сразу намокли. Над головой расправил бархатную черноту ночной купол, весь утыканный звездными блестками, как в старом планетарии Дома пионеров. Я привычно отыскала ковш Большой Медведицы — единственного созвездия, которое определяла безошибочно, — попыталась в конце его «ручки» увидеть дополнительную крошечную звездочку, но не смогла. Зрение уже, увы, подводило.
Так я стояла на грядке, задрав голову кверху, когда до слуха донесся тихий шум мотора. На краю улицы остановился автомобиль. К кому-то глубокой ночью пожаловали гости. Ну и что, собственно говоря? Мне бы повернуться и уйти в свежее тепло бревенчатого дома, где мирно посапывает подруга, стучат древние ходики и шуршат мыши в подполе. Проклятое женское любопытство, оно никогда не доводит до добра! Я не успела еще ничего подумать, как ноги сами понесли меня к забору. Действительно, недалеко от дома Подлубняка стоял автомобиль без единого огонька, темный, как стог сена. Если бы небо не усеивало сегодня так много звезд, то его вообще можно было не разглядеть. Да еще ветер с реки доносил едва уловимый запах выхлопных газов. Значит, Алексей Михайлович все-таки приехал к падчерице, несмотря на поздний час. А почему нет? На свежем-то воздухе не в пример приятней находиться, чем в душном городе.
Я покрутилась еще у забора, потом увидала-таки пару летящих к земле огоньков, успела загадать самые главные желания из своего безразмерного списка и отправилась досыпать.
Однако выспаться в эту ночь мне было не суждено.
* * *
Занимался рассвет, но какой-то странный. Солнечные лучи метались в окнах, плясали в глазах рыжими пятнами даже сквозь плотно сомкнутые веки. И вместо утреннего радостного пения птиц на дворе трещало и подвывало. Я сердито попыталась натянуть на голову простыню. Не помогло. Треск усилился, а свет в избе становился все ярче. Сон в раздражении махнул призрачным крылом и окончательно улетучился. Я открыла глаза и села на диване. В ту же секунду на своем ложе села Зойка и сонно уставилась на меня.
Комнату заливал пугающий свет. Он плясал багровыми бликами по беленому потолку и стенам. В воздухе ощутимо пахло гарью. Мы с подругой встретились взглядами.
— Мы что, горим? — прошептала она. И тут же заорала во все горло: — Батюшки! Караул! Пожар!! — Зойка пулей вылетела из постели и кинулась к двери. Но с полдороги вернулась и начала бестолково меня тормошить: — Сима, скорее, ну скорей же! Поднимайся, бежим!!
Меня уже не надо было упрашивать.
— Зоя, где документы? Сумки хватай!
Зойка вилась по комнате подстреленной птицей, тычась во все углы:
— Где же эти чертовы сумки?! О-о-о!
Господи, а вдруг сейчас дверь заклинит. Или крыша обвалится. Плевать на документы, надо срочно выбираться на воздух. Я поймала подругу на лету:
— Все, бежим!
Мы буквально вышибли дверь и кубарем скатились по ступеням крыльца. Кажется, спасены!
Я стояла на коленях среди помидорных кустов и боялась обернуться на дом. Вокруг было светло как днем. Только свет отливал красным, словно к солнцу приделали специальный фильтр. Но это сияло не солнце. На руку мне упали жирные хлопья сажи.
Удивительно, что мы не задохнулись сразу же. Ведь говорят, что люди сперва задыхаются во сне, а уж потом сгорают. А мы вроде дышали нормально. Бедный домишко тетки Варвары, какой ужасный конец! Что же теперь будет?
Эти мысли и им подобные хаотично кружились в моей голове.
— Ничего не понимаю! Где горит-то?
Я обернулась. Зойка, потирая ушибленный локоть, разглядывала дом. Никаких видимых изменений. Балки не рушатся, из окон не рвутся языки пламени. И сажа летит откуда-то с улицы.
— Сима, а ведь это не у нас пожар.
— А у кого?
Не сговариваясь, мы кинулись к калитке. Картина, которая открылась нашим испуганным глазам, ужасала и завораживала одновременно. Горел коттедж Подлубняка. Горел мощно, ровно, словно факел великана. Мириады золотых искр сыпались на землю. Пламя радостно гудело, пожирая свою добычу. Горел не только могучий деревянный сруб. Горела и плавилась вся химия и синтетика, которой был напичкан особняк. Внутри его что-то взрывалось и звенело. Над пожарищем висела отвратительная вонь. Мы стояли в оцепенении, будто лицезрели конец света. Вдруг мимо нас с криком пробежал какой-то мужчина. Я встрепенулась:
— Зоя, неси телефон! Надо срочно вызывать пожарных!
Подруга кинулась в дом.
— Что стоишь! Ведра бери, обливай дом, — сердито закричала на меня пожилая женщина в ночной сорочке и тапочках.
— Разве такой пожар ведрами загасить? — спросила я очумело.
— Дура! Этот огонь уже ничем не загасить, пока все не сгорит. Свою избушку спасай. Не дай бог, от искр займется. — И она торопливо кинулась прочь от забора.
Не помня себя от страха, я схватила с грядки ведро и рванула к колодцу. На улице были слышны крики, жители Малых Петушков подбегали со всех сторон. Я крутила колодезный ворот и таскала воду к стене, выходящей на улицу. Обливала бревна и снова бежала к колодцу. Только бы крыша не загорелась, молила я про себя. Несколько раз мы чуть не сшиблись с Зойкой, которая тоже носилась по двору с лейкой в руках.
Вдруг раздался страшный треск. Это рухнула крыша особняка. Огонь взвился до неба и сразу пошел на убыль. Наверное, он проглотил уже основную часть своей страшной пищи. Искры перестали долетать до нашего двора. Я бросила ведро. У меня от напряжения дрожали руки и ноги. Рядом обессиленная Зойка повисла на забор, словно большая белая тряпка.
— Кошмар! Ужас!! — бормотала она тихо.
— Ты пожарных вызвала?
— А? — Подруга очнулась и обреченно помотала головой. — Нет, связи не было. Да хоть бы и вызвала. Пока они из города приедут… — она красноречиво махнула рукой.
Возле нашей калитки остановились двое деревенских мужиков.
— Ох, и огонь! Силища! — сказал один восхищенно, закуривая сигарету. — Ты не знаешь, в доме-то был кто?
— А хрен его знает, — ответил другой. — Если кто и был, то все. Амба!
Я почувствовала, как земля уплывает из-под ног. Кира! В доме была Кира!! И, наверное, Алексей Михайлович. Он ведь приехал незадолго до пожара. Там стояла его машина. Я глянула в конец улицы. Никаких машин. Сквозь черный дым проглядывало рассветное солнышко.
* * *
Алексей Михайлович Подлубняк молча смотрел на то, что еще вчера было его роскошной усадьбой. Ему позвонили рано утром, сообщили о несчастье. Он даже не стал вызывать Матвея. Кинулся в машину и полетел. Как на пожар. Это дурацкое выражение непрестанно вертелось в мозгу Подлубняка: как на пожар, как на пожар. Он уже знал, что Кира погибла. Его девочка, его чудная, милая девочка. Она сгорела. Словно лист бумаги, словно ветка, словно эти бестолковые деревяшки. Алексей Михайлович с силой пнул обуглившуюся ножку кресла, все, что осталось от щегольского гарнитура.
