Меньше известно об идеологических взглядах и планах Рахманкула. Как сам он объяснял свои действия и мотивы, мы не знаем. За него все время говорит кто-то другой, кто-то другой интерпретирует его поведение. Мне в руки попался только один архивный документ — перевод воззвания, в котором от имени Рахманкула комментируются заявления большевиков об их согласии признать ислам
[267]
:
От Начальника Мусульманского войска Рахманкула Газия. Господа родные мусульмане, понимаете ли бессовестных большевиков, они хотят нас обмануть, пишут объявления от имени города Ташкента грамотных граждан и приклеивают на стену
[268]
. Бессовестные большевики нас назвали басмачами, не признавали Бога, а кто признавал, над тем смеялись и об этом занесли в книгу. Уже 5 лет не могут они делать чего-нибудь хорошего, приносили вред государству, а в настоящее время пишут в объявлениях водворить веру. Ах, бессовестные большевики, если признаете веру, зачем [неразборчиво] мусульман и русских и разрешили учиться в одной школе вместе с девочками и разрешили разводиться мужу с женой, в школе у девочек нарождались дети. Эти недоразумения известны всему народу из высшего декрета, а сейчас не стыдно ли вам, не покраснеют ли ваши лица от стыда, что теперь признаете веру, нет, дураки, что вы обманываете, не верят вашим ложным объявлениям, не боятся вас, потому что на руках у них имеется Коран, а ум их не обманет.
Трудно сказать, действительно ли этот текст отражал мысли самого Рахманкула или кого-то из его советников (напомню, что в 1922 году в войске курбаши находился ташкентский общественный деятель Садриддинхан). В документе упоминался Коран, большевики именовались неверующими, а сам автор обращения был назван главой мусульманского войска и наделялся титулом ғозий, то есть борец за веру, что подчеркивало религиозный характер его риторики. Примечательно, что в тексте не было ссылок на многочисленные жертвы, которые оправдывали бы сопротивление. При этом воззвание апеллировало к аргументам, явно рассчитанным на очень простого слушателя, и содержало в себе набор очень простых морализаторских аргументов, в первую очередь касающихся такой чувствительной темы, как положение женщины. Ошобинцы также вспоминали, что Рахманкул защищал женщин и был против того, чтобы «женщины спали под одним одеялом», имея в виду слухи, что большевики хотели сделать женщин общими для всех мужчин. Любопытно в воззвании разве что упоминание «государства» и «вреда», который большевики ему принесли. Эти слова можно интерпретировать так, что Рахманкул обвинял большевиков в разрушении прежнего — колониального (с сегодняшней и большевистской точек зрения) — порядка.
Этот текст (к сожалению, других нет или я их не нашел) показывает нам человека и лидера, ориентированного скорее на местное сообщество, на его стереотипы, предпочтения, интересы, нежели на какие-то отвлеченные политические и идеологические проекты. Рахманкул, безусловно, испытывал влияние разного рода политиков и старался действовать по их совету, но при этом, видимо, все равно оставался локально мыслящим вожаком. Люди воспринимали его точно так же — как своего местного лидера, который должен был отстаивать их интересы, и все они переводили абстрактные лозунги политиков на более понятный для них язык местных представлений и потребностей.
Вина Рахманкула
В своей книге о басмачестве Калмыков описывал последние дни Рахманкула следующим образом
[269]
:
На обширной террасе Кокандского старогородского медресе негде яблоку упасть…
Подсудимых — девятнадцать. В первом ряду в середине сидел мрачный человек, погруженный в беспросветные думы — Рахманкул. Рядом с ним пятнадцатилетний юноша — его сын Худайкул, командир двухсот «янычар», или еш-аскеров. Он смотрел по сторонам весело и беспечно, даже рисовался перед сотнями любопытных глаз. Остальные держали себя кто скованно, а кто и непринужденно, одни не поднимали глаз, другие смотрели на зрителей с ухмылками, чувствуя себя героями дня.
После того как было оглашено обвинительное заключение, суд начал допрос обвиняемых. Первым допрашивали брата Рахманкула — Мамасадыка, такого же коренастого, с черной бородой и кустистыми бровями.
Вначале он пытался отказаться от показаний, данных на предварительном следствии. Но под перекрестным допросом председателя и общественного обвинителя вынужден был подтвердить сказанное прежде. Слушая, как допрашивают брата, Рахманкул подумал: «Оказывается, эти судьи еще хитрее терговчи (следователя), они хитрыми вопросами совсем запутали Мамасадыка».
Вторым допрашивали Худайкула. Он стоял перед судейским столом в длинном не по росту халате и выглядел совсем подростком.
— Признаете себя виновным? — спросил председатель трибунала.
— Нет! — дернув сына за рукав, еле слышно шепнул Рахманкул.
Худайкул с улыбкой посмотрел на судей и громко сказал: «Нет!»
Зал встретил заявление возгласами возмущения.
— Сколько времени вы находитесь в банде Рахманкула? — задал второй вопрос председатель.
— Два года.
— Принимали участие в боях против Красной армии?
Рахманкул снова что-то зашептал сыну. Худайкул не стал слушать, он чувствовал на себе множество любопытных взглядов и больше всего боялся, как бы его не посчитали за труса.
— Я со своими еш-аскерами всегда принимал участие в боях и никогда не бегал от русских отрядов.
— Расскажите трибуналу, при каких обстоятельствах был расстрелян амин кишлака Тупик? — громким голосом задал вопрос общественный обвинитель.
— Это было во время тоя, устроенного моим отцом в честь создания отряда «Еш-аскер»… — Худайкул со всеми подробностями и циничным откровением поведал о судьбе несчастного амина, погибшего от рук юных басмачей на зеленых холмах в окрестностях Ашта <…>
— А по пленным красноармейцам и по дехканам, которые чем-либо не угодили вашему отцу, еш-аскеры тоже стреляли?
— Тоже… Вот, например, в кишлаке Чаркачар [Чоркесар?] в плен попали три красноармейца…
«Зачем он об этом болтает? Не понимает, что с коротким языком — жизнь длиннее?» — зло подумал Рахманкул, хмурясь и так и ни разу не подняв головы <…>
На второй день председатель трибунала огласил приговор.
Главарь банды Рахманкул и его шестеро близких пособников — курбашей были приговорены к расстрелу. Остальные осуждены на разные сроки. В отношении несовершеннолетнего преступника Худайкула трибунал решил назначить заведующего облнаробразом Ахмедханова его воспитателем.
