– Да ну, брось! – легкомысленно махнула рукой Алина, вдруг остывшая к своему творению.
Тем не менее мальчик все-таки забрал канву со своим неоконченным портретом. При взгляде на изображение ему пришлось в очередной раз удивиться. Все крестики вроде бы остались на месте, но свои черты он улавливал уже с трудом. Пятна крови и вовсе лежали безобразными бурыми брызгами, отнюдь не дополняя картину. Подивившись еще немного на эту метаморфозу, Пашка бросился догонять ушедшую вперед Алину.
* * *
Просветление, избавление от наваждения наступило совершенно внезапно. Еще недавно старики готовы были жечь «ведьмино логово» и уничтожать саму память о его хозяйке, а теперь стыдились своего порыва. Только одна женщина, напуганная Алиной, продолжала что-то твердить о колдовстве, но уже без прежнего энтузиазма и уверенности.
Несколько секунд они стояли пораженные, стыдясь друг друга и самих себя, а потом дружно принялись тушить огонь. Впрочем, сырые ветки давали так мало пламени, что оно, утратив свою силу, столь же внезапно, как и разгорелось, вскоре неминуемо погасло бы само.
Покончив с огнем, люди некоторое время стояли рядом, переговариваясь и пытаясь решить, что же делать теперь. Существенного ущерба дому они не нанесли, однако машина пострадала изрядно. Но самое главное – напуганные дети уехали на ней и никто не знал, что с ними случилось. Самые стойкие наконец пошли по следам автомобильных колес, а остальные, утомленные столь непривычной нервной и физической активностью, вынуждены были разбрестись по домам. Кому-то было необходимо просто отдохнуть, а кому-то понадобились лекарства.
Алина и Пашка не пересеклись с пенсионерами, которые шли разузнать об их судьбе. Мальчик провел девочку более короткой дорогой. Конечно, путь по пересеченной местности был не самым легким и чистым, но ребята ощущали такой прилив энергии, что трудности им сейчас были только в радость. Что же касается грязи – они сегодня уже настолько перепачкались, что теперь их это совершенно не волновало.
Дом встретил их сломанным забором, кучей обгорелых веток у стены и разбитым окном. Алина вдруг поняла, что впервые входит в него без всякого трепета, как входила бы в любое другое привычное место. Икона у двери висела на своем месте, но на этот раз выражение лица у образа было совсем не злым, а каким-то умиротворенным. Девочка подумала о том, как сильно влияет на восприятие здоровье и душевное состояние. Все в порядке, на душе хорошо – вот никакие ужасы и странности и не мерещатся.
Вышивка на стенах также висела на своих местах, только теперь она почему-то совсем не вызывала ощущения, что лица на ней как живые. Все было сделано мастерски, но и только. Пашка некоторое время постоял возле портрета своего предка, выразительно хмыкнул, но ничего не сказал.
Алина же, только мельком оглядев галерею, направилась на чердак. Взглянув на сундук, девочка невольно поежилась: сейчас уже трудно было представить, что еще пару часов назад она оказалась запертой в таком тесном пространстве. Подойдя ближе, она заметила, что зеркальце на крышке все пошло трещинами, а один из осколков даже отвалился. За ним что-то белело. Девочка осторожно, чтобы не порезаться в очередной раз, нащупала в дырке кусочек ткани и потянула на себя. Остатки зеркала упали внутрь сундука, а в руках у Алины оказались два кусочка канвы.
С некоторым трепетом девочка развернула первый из них. На нем в обрамлении традиционного узора была изображена очень печальная девушка с плотно сжатыми губами, которые придавали лицу жесткое, даже отчаянное выражение. Девушка одновременно напоминала изображение с иконы и то лицо, которое Алина еще недавно видела вместо своего. Девочка подумала, что это, наверное, хозяйка дома в молодости. Непонятно только, зачем так тщательно прятать эту вышивку. Ведь снять стекло, а потом приладить его на место было не так-то просто.
Отложив первую вышивку и взяв в руки вторую, Алина чуть помедлила, прежде чем ее развернуть. Увидев же, кто на ней изображен, она вскрикнула. Это был ее собственный портрет, вышитый чуть больше, чем наполовину, вроде Пашкиного. Но сомневаться в том, кто здесь изображен, не приходилось.
Встревоженный мальчик пулей взлетел на чердак и также остановился в изумлении.
– Ты что, себя тоже вышивала? – спросил он. – Автопортрет, да? Или автовышивка?
– Наверное, вышивала, только я этого не помню, – Алина присела.
– Разве так бывает? – не понял Пашка.
– Бывает, – кивнула она. – Тебя я тоже во сне вышивала. А потом прятала, тоже во сне.
– Ну дела… – Пашка присел рядом. – Чего же ты мне раньше не сказала?
– Я и сама только сейчас поняла, – задумчиво ответила Алина. – То есть я знала, что хожу по ночам и даже иногда вышиваю, но наши портреты только сегодня увидела.
– А этот? – мальчик показал на первую вышивку.
– Про этот ничего не знаю. Это, наверное, еще она, Акулина, вышивала. Видишь, какие сгибы, давно свернутым лежал, под зеркалом.
– Ничего не понимаю, – признался Пашка. – Может, этот дом какой-то не такой? И у вас с бабкой Акулиной из-за этого что-то вроде болезни? Ну, того… С головой не в порядке, вот…
– Умеешь ты сказать комплимент! – Алина, вопреки обыкновению, не рассердилась на Пашкину бестактность, а улыбнулась. А потом, внезапно посерьезнев, тихо сказала: – Думаю, эти портреты всех и убивали…
– Как так? – Пашка даже вскочил.
– А так, – ответила девочка. – Эту вышивку, с нашими портретами, я совсем недавно начала. И мы сразу заболели!
– От какой-то вышивки? – не поверил мальчик. – Не, вот если бы ты иглой грязной укололась, и началась бы у тебя эта… как ее…
– Гангрена… – подсказала Алина и подумала, как странно они с Пашкой поменялись местами. Теперь она защищает суеверия, а он проповедует здравый смысл.
– Вот-вот, она самая! – он как будто не решался повторить это непростое слово, боясь ошибиться.
– И вашу Егоровну я убила… – с грустью произнесла девочка, внезапно посерьезнев.
– Это как же?
– Там был ее портрет неоконченный, а я его довышила…
– Егоровна совсем старая была! И больная! – не согласился Пашка. – Ты еще скажи, что старики правы были и ты ведьма!
– Была… – тихо произнесла Алина.
– С тобой точно крыша поедет! – рассердился мальчик. – Повторяешь какую-то ерунду! Они что, тебя убедили? Или тебе привиделось что-то?
– Ты же сам видел, как меня к земле припечатало, пока ты меня от крестика не освободил, – стала убеждать его Алина. – А как памятник разрушился, когда в него иголка попала? Я думаю, дело было так: когда я в сундуке копалась, то Акулининой иглой и укололась. Это было что-то вроде обряда. Ко мне ее сила и перешла. А тут еще талисман… А потом я на кладбище опять укололась, на ее могиле. И вроде как проклятие сняла и силу отдала… То есть я надеюсь, что сняла…
– Да-а, дела… – Пашка решил с ней не спорить, но по всему было видно, что он совсем не убежден таким мистическим объяснением. Алину же уже было не остановить. Она продолжала развивать свою теорию:
