Он снисходительно улыбнулся.
– Одна из моих маленьких догадок, миссис Хадсон. В такую погоду многие кашляют и чихают, и немудрено, что рассыльный подхватил простуду.
Меня совсем не убедило это правдоподобное объяснение, и, дождавшись ухода миссис Хадсон, я продолжил расспросы.
– Холмс, я знаю, вы никогда не занимаетесь отгадыванием. Откуда вы узнали, что у посетителя болит горло и что он носит шляпу и кашне именно так, как вы описали?
Проигнорировав мой вопрос, Холмс в задумчивости уставившился на сверток, легонько барабаня по нему пальцем. Наконец он заговорил.
– Скажите, Уотсон, почему бы рассыльному не взять на себя труд подняться на один лестничный пролет, чтобы удостовериться, что посылка доставлена по адресу?
– Он сказал, что торопится.
– Вздор! Если посылка так важна, как указано на ярлыке – «Срочно, вручить лично», – он, без сомнения, должен был не пожалеть времени и выполнить работу как следует. Нет, Уотсон, здесь что-то не так. По всей вероятности, он не хотел встречаться со мной из опасения, что я его узнаю.
– Да ладно вам, Холмс, – возразил я.
Мне казалось, моему другу мерещатся призраки там, где их нет.
– Он позаботился о том, чтобы даже миссис Хадсон не имела возможности разглядеть его лицо и не смогла в точности описать его.
– А больное горло?
– Попытка изменить голос.
Я рассмеялся.
– Право, Холмс, думаю, вы сильно преувеличиваете.
– Преувеличиваю? Нет. Предполагаю? Да. Из опыта я знаю, что отсутствие информации прекрасно восполняется умозаключениями. Они помогают отделить вероятное от невозможного.
– Но некоторая информация у вас все же есть, – сказал я, указывая на сверток.
Холмс просиял.
– Ваш здравый смысл, Уотсон, как всегда, неоценим. Эта посылка может рассказать нам все необходимое о нашем загадочном посетителе. Будьте любезны передать мне с каминной полки складной нож. Посмотрим, что же содержит этот таинственный пакет.
Глава вторая
Пакет
Сверток был продолговатым – около фута длиной и пять-шесть дюймов толщиной. Содержимое было завернуто в грубую оберточную бумагу и перевязано прочной черной бечевкой. В левом верхнем углу четкими печатными буквами написано «Срочно, вручить лично», а посередине, тонко, почти без нажима – «Для Шерлока Холмса, Бейкер-стрит».
Холмс разрезал бечевку и медленно развернул несколько слоев оберточной бумаги. Он действовал с величайшей осторожностью, словно опасался повредить находящийся внутри хрупкий предмет.
– Так я и думал, – произнес он, освободив наконец содержимое от обертки.
– Только не говорите мне, будто вы знали, что это книга.
– Даже избыток обертки не в состоянии скрыть особую форму и плотность первого издания «Чапмана энд Холла»
[2]
.
– Если вы знали, что это всего-навсего книга, почему обращались с ней как с бомбой, которая вот-вот взорвется?
Холмс криво улыбнулся.
– Потому что подозреваю, что это намного серьезней, чем «всего-навсего книга».
Раздумывая над этой загадочной ремаркой и силясь понять, что же необычного нашел в Холмс большом коричневом томе, я несколько мгновений пристально смотрел на книгу.
– Похоже, записки, указывающей на того, кто послал вам это, здесь нет, – наконец произнес я.
– А я этого и не ожидал.
– Возможно, какая-нибудь надпись или посвящение есть внутри.
Я сделал попытку открыть книгу, но Холмс схватил меня за руку.
– Не трогайте, Уотсон. Дайте мне сначала внимательно ее рассмотреть.
Холмс взял лупу и, низко склонившись над столом, стал изучать корешок и крышку переплета, не прикасаясь к книге.
– Любопытно и назидательно, – пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
Откинувшись на спинку кресла, мой друг тихо рассмеялся.
– Что такое, Холмс?
– Заглавие книги. Одно из самых известных произведений Чарлза Диккенса, «Большие надежды». Тем не менее пристальное изучение этого тома заставляет меня думать, что его содержание имеет мало общего с приключениями юного Пипа и его странным наследством. – Он осторожно постучал складным ножом по переплету книги. – Да, без сомнения, том этот выбрали именно за его толщину. «Повесть о двух городах» была бы намного тоньше.
Я покачал головой.
– Признаюсь, все это совершенно сбивает меня с толку.
Холмс улыбнулся, не разжимая губ.
– Очень скоро все откроется, Уотсон, но не могли бы вы ненадолго отойти к окну?
Я подчинился, понимая, что у моего друга есть веские основания для подобной просьбы. Тогда Холмс положил книгу на середину стола и, стоя от нее на расстоянии вытянутой руки, осторожно приподнял жесткий переплет кончиком складного ножа. Вдруг раздался громкий щелчок, короткое серебряное лезвие вылетело из книги и воткнулось в потолок.
Холмс издал возглас удовлетворения.
– Великолепно, – молвил он, пристально глядя вверх. – Теперь можете отойти от окна, Уотсон. Опасность миновала.
Я бросился к книге: середина вырезана, а на ее место вставлен хитроумный механизм с пружиной.
– Дьявольская штука – а, Уотсон? Пружина закреплена таким образом, что, открывая книгу, читатель получает нож прямо в сердце.
– Но как вы узнали об этом, не открыв ее? – Я не мог скрыть своего изумления.
– Честно говоря, Уотсон, я не знал, какая именно чертовщина там скрывается, но знал, что этот том – вовсе не такой безобидный подарок, каким казался. Сам способ его доставки и анонимность происхождения уже вызвали у меня подозрение. При более близком рассмотрении я заметил на краях страниц слабые следы клея. А когда постучал по переплету, звук был глухой. Мне стало ясно, что страницы были склеены вместе, это позволило вынуть центральную часть. Порча великого литературного произведения сама по себе не является преступлением, но уж, конечно, это не спроста. С какой целью книгу безжалостно выпотрошили? Очевидно, для того, чтобы вставить внутрь некий механизм, срабатывающий при открывании обложки.
– Да уж, хорошо, что я не добрался до книги первым. Я просто-напросто открыл бы ее.
– Это сильно разочаровало бы моего потенциального убийцу. Вы же помните, что книга была адресована именно мне.
– Боже правый, – только и мог вымолвить я.
До меня вдруг дошел весь смысл ситуации. Холмс уже бывал объектом смертоносных ударов, но впервые
[3]
это было сделано столь коварно и таинственно, притом где! В квартире на Бейкер-стрит, где, как я думал прежде, нам ничто не угрожает. Теперь стало казаться, что даже у нашего камина мы не можем быть в полной безопасности.
