Кто-то из уцелевших выстрелил в его сторону. Борщевский не спрыгнул – свалился с подоконника, и Соболю в первый момент показалось – его достали. Но Иван, в перекате меняя позицию, попытался вскочить на ноги. Два выстрела из темноты прижали его к земле, Соболь послал в ответ длинную очередь, прикрывая друга, и сам тоже запрыгнул внутрь здания.
Стало темнее – крыша и стены закрывали звездный свет. Но Соболь смог оценить расклад. Вокруг бочки-печки лежало несколько неподвижных тел. Один из лежащих чуть шевелился, но беспокойство доставлял не он. В глубине здания, ближе к ведущей на второй этаж полуразрушенной лестнице, маячила вооруженная фигура. С противоположной стороны, у двери, тоже кто-то двигался. И неожиданно для самих себя бывшие разведчики сами потеряли преимущество, имевшееся у них меньше минуты назад.
Каким-то непостижимым образом уцелевшие во время первой атаки бандиты рассредоточились в разных концах зала. И Соболь с Борщевским теперь сами оказались меж двух огней. Но зато соотношение сил сравнялось.
Похоже, уцелевшие противники поняли то же самое, что и бывшие разведчики: можно навалиться вдвоем на одного, однако в таком случае никто не прикроет спину. Поэтому высокая фигура, оказавшаяся ближе к выходу, огрызнулась двумя выстрелами в сторону Ивана, мигом рванув наружу. А второй противник, двигаясь быстро, но как-то неуклюже, бросился по лестнице вверх.
Перепрыгнув через бочку с автоматом наперевес, Павел повел стволом, ловя движения косолапого. Палец нажал на спуск, и Соболь тут же громко заматерился – патроны кончились, запасного диска не было. Словно чуя это, неуклюжая фигура задержалась на ступеньках. То ли он оказался неплохим стрелком, то ли пуля – шальной: левое плечо Павла слегка обожгло. Нырнув в сторону, отшвырнул ненужный автомат, не собираясь тратить время на смену диска. Рванув из-за пояса парабеллум, он бросился за косолапым, стреляя на ходу. Краем глаза засек – Борщевский кинулся за высоким, уже успевшим прорваться в лес.
Ладно. Побегаем.
Поправив кубанку, Соболь устремился вверх по лестнице.
Когда Иван выбежал из особняка на крыльцо, в первый момент ему почудилось – высокий потерялся.
Бандит оказался на поверку довольно шустрым, однако, судя по всему, не слишком опытным в военном деле. Это Иван понял, оказавшись в дверном проеме. Сперва решил – повезло. Ведь противнику достаточно было укрыться за ближайшим деревом, чтобы расстрелять со своей позиции того, кто бросился в погоню: иначе, кроме как через парадный вход, враг выйти не мог. Именно так поступил бы сам Борщевский. Готовился тут же сбить высокого с прицела, качнуть маятник вправо. И замер – в него никто не собирался стрелять. Воспользоваться крошечным преимуществом бандит не захотел, сразу же помчался вперед, не разбирая дороги.
Иван выпустил в него остаток магазина, не надеясь достать, – просто от отчаяния. Бегает высокий, судя по всему, прытко, в лесу ориентируется неплохо. Ловить его сейчас, в темноте, не представлялось возможным. Но и дать ему уйти тоже нельзя. Конечно, они получили от Гонты другой приказ. Уничтожить нужно не преступников, а их добычу. Только Иван уже сам не собирался останавливаться. Его вел вперед азарт – он снова ощутил забытый вкус сражения.
Сменив магазин, Борщевский выпустил вслед убегающему веер пуль, разрывая вечер выстрелами. До этого момента Иван не представлял, в какую именно сторону побежит высокий. Надеялся, что у того сдадут нервы и он обозначит себя. Надежда оправдалась – в ответ лесная темнота ощетинилась двумя пистолетными выстрелами. Борщевский, чуть набычившись, рванул на звук. Достигнув ближайшего дерева, оперся плечом о ствол, дал новую очередь. Лес вновь откликнулся. На этот раз выстрел был один, но и этого хватило, чтобы Иван по вспышке определил, куда нужно двигаться.
Дальше бежал легко, стараясь не упускать из виду высокую фигуру, которая мелькала впереди меж деревьев. «Шмайсер» теперь мешал, Борщевский без сожаления отбросил автомат в сторону. Не сбавляя темпа, выхватил ТТ, на бегу скинул предохранитель, дослал патрон в патронник, припустил быстрее.
Расстояние между ним и высоким сокращалось. Беглецу то и дело приходилось оборачиваться на бегу, что чуть замедляло его движение. Несколько раз он пытался отстреливаться, но палил не прицельно, скорее по привычке показывал зубы. Борщевский нарочно не отвечал, строя пусть слабый, но все-таки – расчет на том, что высокий решит: у того, кто за ним гонится, кончились патроны. Он не знал, какое у бандита оружие, значит, понятия не имел, сколько выстрелов высокий уже сделал и сколько осталось в запасе.
Судя по всему, сам беглец в какой-то момент перестал контролировать собственные силы – стрелял все чаще, тем самым давая Ивану возможность мчаться на выстрелы. Когда расстояние между ними сократилось критично для высокого, он в очередной раз обернулся, собираясь теперь-то уж точно подстрелить противника.
Выстрела не последовало.
Борщевский отчетливо услышал сухой щелчок. Зафиксировал, как беглец замер в неожиданной растерянности – и теперь сделал уже финальный, отчаянный рывок, налетая на бандита с силой пушечного ядра. Прямо в движении замахнулся, метя зажатой в правой руке рукояткой пистолета ему в голову. Удар вышел прицельным. Когда высокий, сбитый с ног, упал на землю, Иван, по инерции рухнувший сверху, решил – расколол череп, словно спелый арбуз. Но противник оказался на диво живучим и крепким, тут же попытался скинуть Борщевского, извивался под ним скользким ужом, и тому не оставалось ничего, кроме как припечатать его к земле вторым ударом.
Крик боли, перешедший в стон, был обманчивым. Высокий вовсе не собирался сдаваться, из последних, воистину нечеловеческих сил стараясь высвободиться из тисков Ивана. Крепкая пятерня схватила его за горло, Борщевский вцепился в запястье, пытаясь убрать ее, – и тут лежащий под ним наполовину оглушенный противник сделал со своим телом что-то неуловимое. Изобразил движение, за которым Иван не поспел, – и вдруг сбросил его с себя, в следующее мгновение навалившись сверху.
В этот момент Борщевский удивился, как это тело продолжает извиваться. А мозг совершенно спокойно отмечал: видать, противник – один из тех, о ком предупреждал Гонта. Сейчас он схватился с бывшим курсантом немецкой диверсионной школы. Ускоренного курса подготовки вполне хватает, чтобы сопротивляться, даже когда в голове звенит от полученного удара. И сразу же Иван получил спасительный импульс: это последние силы, которые дает агония.
Поэтому, довольно легко высвободив прижатую к земле правую руку, по-прежнему крепко сжимавшую пистолет, Борщевский приставил ствол к телу противника. Дважды нажал на спуск. Когда тело дернулось, обмякло и заметно потяжелело, он не мог остановиться – палец надавил на курок еще трижды.
Скинув теперь уже мертвого противника, Иван поднялся не сразу. Он сел, опершись руками о мокрые прошлогодние листья за спиной, замер, переводя дыхание. Ощущение, что война продолжается, только никто вокруг этого не замечает, усиленно стараясь привыкнуть жить без войны, не покидало его уже давно. Только сейчас, когда он снова, как на фронте, убил человека, даже не одного, оно обострилось. Переходя тем самым в уверенность.
