– Ты… – начала безжизненным голоском «черно-белая» мать. – Ты уроки как… уже сделал?
Мальчик кивнул. Было видно растерянность мальчика – всегда суровая и категоричная мать неожиданно говорит с ним так… спокойно, «на равных» – это нонсенс.
«Оказывается, она и так может!», – удивленно подумал мальчик.
К тому же, он ожидал хорошей взбучки, криков и даже физического наказания, но никак не вопроса об уроках.
– Хорошо, – только и сказала она бесцветно, продолжая наблюдать за движениями своих рук. – А я… я тут подумала… Хочешь завтра твой любимый «Наполеон» сделаю? Ты сегодня считай ничего целый день не ел. Да и сладкого давно у нас не было. Ты как на торт смотришь?
Мальчик хмурился, не веря в неожиданно свалившуюся щедрость и ожидая спрятанного за пазуху подвоха:
– Было бы не плохо.
– И я так думаю, – сказала она. И замолчала.
Немного помедлив, мальчик все же рискнул и спросил:
– Мам, у тебя все в порядке? – хотя уже сам прекрасно знал ответ.
– Да-да, конечно! С чего это ты вдруг спрашиваешь?
Взглянув из своего «цветного» мира в черно-белый мир матери, мальчик увидел, как она улыбается. Но ее неестественная улыбка преграждала путь скатывающимся по щекам слезам.
– Ты плачешь.
– Неоспоримый факт, – попыталась она отшутиться. – Все в порядке.
– Я тебе не верю, – покачал он головой. Действительно, как можно поверить в «порядок» человеку, с тихим отчаянием в голосе и кукольной улыбкой на зареванном лице?
Она оторвала взгляд от собственных рук, чтобы посмотреть в глаза сыну. Ее руки тоже замерли. Все это продолжалось не более нескольких секунд, затем мать снова уперлась взглядом в бессмысленные движения.
– Все нормально, – еще тише и совсем уже не своим голосом повторила она заведенным болванчиком. – Все как всегда. Я вот… просто спокойной ночи пришла пожелать…
– Мам! – пытаясь хоть что-то понять, позвал он ее, но его слова не могли преодолеть вязкую границу между такими разными мирами. Тоска против спокойствия. Тьма против света. Цвета плодородной осени против серой зимы.
Но мать так ничего и не ответила. Три секунды… десять… Она встала и все также, будто боясь кого-то разбудить, прошла к двери. Взявшись за ручку, еще немного подождала, как бы набираясь сил, чтобы ее повернуть и выйти. Но неожиданно продолжила прервавшийся разговор, которого не было:
– …Просто знай и все… Больше я ничего не хочу… Знай, что только для тебя и живу! Не станет тебя, мне незачем будет каждое утро открывать глаза…
– Ма-ам… – уже сам чуть не плача, совершенно не понимая почему, протянул он в надежде, что она объяснит, растолкует свое странное поведение.
– Просто знай и будь рядом… ВСЕГДА. Спокойной ночи, – прикрыла она за собой дверь.
Мальчик так и остался наедине со своим непониманием и полной растерянностью. Новое видение матери… точнее, видение новой матери и мешанина собственных чувств в груди не давали ему успокоиться и толком разобраться в произошедшем.
Забравшись под одеяло, он все думал и думал, пытаясь привести мысли в порядок.
«Странно, – в который раз прокручивал он слова матери в голове, балансируя на грани сна. – Странно все это. «Будь рядом всегда»… От этих слов аж мурашки по коже».
Так и не сумев хоть что-нибудь понять, продвинуться хотя бы на шаг к разгадке «феномена маминых слез», мальчик уснул, позабыв по привычке проклясть наступающий день.
Глава 2. Дух здания
Вся моя жизнь – та ее часть, что смогла не затеряться в зарослях мыслей и желаний; то, что я помню и знаю ; окружающее меня пространство – совершенно неуправляемо. Я полностью завишу расписания поезда. Его движение невозможно понять и упорядочить.
Банально и просто – я или еду, засыпая и просыпаясь под стук колес, или наблюдая за безлюдными остановками жду, когда же, наконец, невесть откуда раздастся протяжный гудок, призывая состав к отправлению. Вот два моих состояния – движение и ожидание. Но этого для меня слишком мало.
Как я отношусь к тому, что моя жизнь полностью ограничена настроениями поезда? Даже не знаю… А как можно относиться, если знаешь, что бороться не имеет смысла (потому что не с кем), а смериться не получается?! Принять мою несвободу как данность? Не могу! И поэтому остается только одно – ждать. Вот уж что действительно у меня хорошо получается. Я жду… и жду…
Когда я в дороге жду остановки , ведь новое место, куда приведет меня поезд, может стать ответом на мои вопросы, разгадкой моей странной жизни, или хотя бы добавить чуточку ясности к непонятному миру, что меня окружает. Но в очередной раз, открывая дверь на улицу и осматривая новый, выбранный поездом по каким-то непонятным мне критериям пейзаж, я понимаю, что это всего лишь еще один обделенный жизнью клочок природы. И никаких ответов здесь не найти. Будь то вершина горы или гладь океана – все это остается очередной ирреальной картиной.
И тогда я начинаю ждать нового пути. Знак бесконечность…
Я уверен, есть другие выборы и решения, кроме как ждать, но… я их не вижу. Поэтому и жду. Жду с уверенностью, что рано или поздно ответы начнут приходить сами. Главное хотеть этого и ждать. Должны же когда-нибудь начаться изменения в моей замерзшей жизни. Должны! Иначе я не выдержу – слишком много бесконечности на меня одного. Я даже возникающие прямо сейчас мысли ухватить не всегда могу, все куда-то ускользает. Что уж говорить о чем-то большем и большом?
Вот так сидя у окна, пытаясь запомнить хоть что-нибудь из сквозняком пролетающих пейзажей, я думал, наблюдал и ждал, предвкушая тысячную остановку, когда же поезд соизволит замедлить свой ход. Я ждал, делая это с безупречностью профессионала. Теряя терпение, наполняясь отчаянием. С океанских каникул прошло уже много, очень много ожидания.
Поскорей бы поезд устал бежать свой марафон. Поскорей бы начал все ленивей переставлять железные ступни, чтобы в конце концов пронзительно запищав и пустив по телу предсмертную судорогу окоченеть, замерев на месте. Поскорей бы…
За окном была ночь. Нет, точно ночь.
Я лежал на своей койке в разбавленной уличным светом темноте. Вроде бы ничего странного. Вроде бы…
Ночью я всегда очень крепко сплю. Мне сняться какие-то яркие сны, которых с утра не могу припомнить. Быстро, легко засыпаю и так же просыпаюсь – словно ныряю в бассейн и уже спустя мгновение выныриваю. Что может убаюкать слаще перестука железных колес? Ночью я просыпаюсь лишь в тех случаях, когда чувствую скорую остановку. Просто просыпаюсь без особых причин и больше не могу сомкнуть глаз. Значит скоро придется исполнять долг проводника.
Думаю, теперь понятно каков о мне было проснуться посреди ночи. Не спать, просто лежать понимая – что-то не так, не как всегда, не нормально.
