– Сейчас… Секундочку… Вот слушай, – она нажимала кнопку «Play», и указательным пальцем делала знак «ни звука», замирая в таком положении на всё время звучания мелодии. В этот момент взгляд всегда был устремлён вверх. Туда, где находились её чувства. Казалась, она сама витает где-то между небом и землей, следуя за струящейся в пространстве музыкой.
У матери были немного странноватые предпочтения. Это касалось всего: и мужчин, и еды, и, тем более, музыки. Но именно это и выделяло её на фоне иных. Именно это и сделало её значимой в его глазах.
Когда музыка иссякала, из статуи она вновь превращалась в живого человека. И часто с заплаканными глазами полным счастья и благоговениея голосом протягивала:
– Ну как?
– Классная музыка, мам… – отвечал Дима, ни капельки не лукавя. Ведь мама и в самом деле среди сотен мелодий отыскивала одну-единственную, «настоящую, живую музыку», как она сама её называла. Никому неведомый музыкант или группа в мгновение обретали блестящее будущее. Мать занималась тем, что отыскивала талантливых и перспективных музыкантов, художников, писателей, а затем «рекомендовала» их творческим мастерским и продюсерским центрам.
…
Как могло так случиться, что спустя многие годы на одной из радиостанций прозвучала та самая мелодия, что впоследствии стала для матери похоронным маршем, было для него непостижимо. Ведь она тогда так не успела «продвинуть» этого музыканта… Не уложилась в срок. И как вышло, что та же самая мелодия распорядится и его жизнью? В совпадения он не верил…
На трассе машин практически не было, поэтому Дима непривычно расслабился за рулём, чего себе никогда не позволял. Когда дошло, что он вот-вот заснёт, в надежде хоть как-то взбодриться он протянул руку к магнитоле усилить громкость. В тот самый момент в эфире трек сменился новым… Зазвучала та самая мелодия.
Громкие, словно раскаты грома, звуки смерти разнеслись по салону… Дима вздрогнул от неожиданности, его затрясло… Вмиг его окружила атмосфера страха, отчаянья и безысходности, пережитых в тот месяц. Мамино тело, болтающееся в петле… Траурная процессия, заполненная подлецами и двуличными мерзавцами, пришедшими «проводить» её… Одинокий, одинокий мир…
Тело сводило судорогами. Организм был совершенно ему неподвластен. Глаза не видели… Он даже не смог почувствовать, как машина, словно пустая бочка, катится по склону, переворачивается… Падает в пропасть…
Теперь это была не её… Теперь это бала их траурная мелодия…».
После того, как он закончил эту историю, Зов мало того, что не пропал, а даже, наоборот, начал приходить всё чаще и чаще. Каждый раз, поддаваясь желанию идти вперёд, он знал, что в конце пути (лишь стоит Зову утихнуть), так или иначе, он окажется в определённом месте или станет свидетелем события, о которых захочется рассказать своей маленькой тетрадке. И это будет что-то важное, яркое, интересное… Что-то такое, не менее поразительное и новое, чем музыка в том магазинчике. Поэтому он и назвал это странное желание идти «Зовом»: будто кто-то его специально ведёт, зовёт увидеть мир во всём разнообразии, чтобы затем юноша смог сгустить свои ощущения до материи слова.
Спустя всего пару месяцев он уже совершенно не представлял себя без этих бесцельных блужданий и чёрканья ручкой в тетрадках, жадно стараясь успеть записать все мысли, бешеным потоком бурлящие в голове. Всё это и стало его истинной жизнью. Ни последний год в школе, ни предстоящее поступление в университет, ни отношения со сверстниками – ничто не заботило более. Его настоящий мир состоял из послушания Зову и превращённых в истории мыслей.
Каждый раз, покидая дом, минуя ни о чём не подозревающих родителей, он предвкушал, желая поскорее узнать, что или кого на этот раз ему предстоит увидеть. В конце пути, когда Зов утихал, он мог оказаться в любой точке города, а зачастую – и за его пределами… В тот самый момент, когда потребность двигаться вперёд иссякала, парень замирал, начиная оглядываться по сторонам, стараясь рассмотреть, увидеть в окружающих его людях или пейзажах что-то важное… Что-то, что впоследствии превратиться в часть одной из историй. Этим «чем-то важным» могло оказаться всё что угодно. В одном из рассказов события будут происходить на фоне чёрных, налитых тяжкой водой облаков, кромешным покровом застилающих небо… Грузный мужчина в сером костюме, с потным лбом, с трудом переставляющий ноги из-за нескольких лишних десятков килограмм веса, станет основным антиподом главного герой в романе… Откровенная сцена выяснения отношений между супругами прямо посреди улицы чуть позже станет переломным моментом в одной из новелл…
Написание историй и следование Зову были похожи тем, что никогда не было известно, что же именно ожидает в конце пути… Сюжетные линии переплетались, будто макраме, неожиданно сворачивая в сторону или обрывались в самом, на первый взгляд, не подходящем для этого месте… Точно так же, как и невидимая дорога, проложенная Зовом. Только и успевая записывать вслед думам очередную историю, он не знал, как изменится задуманный вначале сюжет через каких-то пару страниц. Так же он не мог знать, куда следует повернуть, устремившись вперёд, полностью доверившись Зову, пока не наступал тот самый момент выбора – налево… Направо… Или, быть может, прямо, через светофор… – лишь тогда Зов менял направление.
Это было безумно интересно: блуждать одновременно в двух, совершенно неизвестных, не изученных мирах, реальном и вымышленном, следуя своим желаниям. «От этого, – думал он, – я никогда не устану. Каждый день – это воплощение уверенности и спокойствия, что мне так необходимы. И в то же время, много нового, интересного…»
– На что похож Зов? – как-то спросила она.
– Зов?.. – задумался писатель. – Ну… Это как будто меня что-то толкает в спину, заставляя идти. И я иду, не в силах сопротивляться, даже не имея представления, где может находиться конец пункт. При этом сам Зов настолько эфемерен, еле уловим и слышим, что возникает страх упустить его, «потерять из виду». Именно поэтому я не могу отвлечься ни на секунду, чтобы суметь почувствовать…
– Почувствовать?
– Да… Это как бы желание быть не здесь, а в другом, совсем ином месте… И пока я не найду это место, желание не пропадёт.
– Но ведь ты же знаешь, в какую сторону, в каком направлении надо идти?
– Как бы объяснить? – задумался писатель. – Представь, что тебе нужно идти в кромешной темноте по городу. Видны лишь общие очертания улиц и домов. Но дальше, чем на метр, ни зги не видно. И на протяжении всего пути растянута тонкая леска. Держась за неё, сосредоточившись только на ней, чтобы не выпустить из рук, ты идешь вперёд, даже не представляя, свернёт она на виднеющейся развилке влево или вообще пропадёт в ближайшем люке… Это и есть Зов.
– Интересно… А очень сложно вот так сосредоточиться, чтобы не потерять Зов, стараться его услышать?
– Нет… – ответил он, – Совсем несложно, особенно если знать, что в конце я увижу что-то важное…
3. Успех
Как-то в поисках ручки или карандаша в комнату юного писателя забрела мать. Почему-то её сразу заинтересовали аккуратной стопкой покоящиеся на столе большие, толстые тетради. Ведо́мая чистым любопытством, женщина решила посмотреть, для чего сыну необходимо столько бумаги. Внутри она обнаружила описание неких событий, диалоги неведомых людей, думы… Так как повествование велось от третьего лица, она поняла, что это не дневник сына, а, скорее всего, придуманные им истории. Не в силах дождаться, пока он придёт домой, чтобы спросить разрешения, она просто начала читать.
