Поначалу она расспрашивала его обо всём: об историях, о его жизни; семье… Он даже и не заметил, как получилось, что она шла рядом, благодарно внимая его пустому трёпу. Без сомнений, она сполна была наделена редчайшим даром – слушать других.
Он говорил, повествуя обо всём, что приходило в голову, а внутри, казалось, освобождаются огромные завалы… Чулан памяти наконец-то очищался и становился всё уютнее, дабы затем заполниться теплом и ярким светом…
– …Когда я был маленьким… – продолжал он.
– Маленьким? – спросила она так, будто впервые слышала это интересное слово.
– Да… Лет девять мне было… – пояснил писатель, – и учился я в четвёртом классе. Я сидел на уроке, по-моему, на литературе… Да, точно на литературе… Сидел молча, как и все в классе, потому что учительница «рус. яза» и «лит-ры» была самой кровожадной во всей школе. Даже «крутые» парни-шалопаи боялись издать хоть звук… Что уж про меня говорить.
– Прям настоящий монстр, – согласилась девушка.
– Ну-у… Она была не такой уж и плохой – своё дело знала хорошо. Но больно ревностно относилась к учительскому авторитету. И, кажется, даже путала уважение и страх.
– Такое бывает часто…
– Это точно. Вроде, и уроки вела неплохо, но всё же любовь к чтению не она мне привила, а, скорее, только отпугнула от книжек.
– И что случилось на том уроке? – напомнила она начало разговора.
– Ах да… – он почесал затылок, усердно припоминая, – так вот, точно не помню о чём таком она говорила, но точно о чём-то грустном… Я сидел, слушал её вполуха и отчего-то знал, что вот сейчас, прямо сейчас она вызовет отвечать меня… А я – не хочу! Как сейчас свои мысли тогдашние помню: «Не хочу говорить и всё!» И в эту самую секунду учительница называет мою фамилию.
– Она тебя к доске вызвала, как и ожидалось?
Писатель кивнул:
– Да… Я поднялся, чтобы ответить. Я знал, о чём говорить, но… Не смог произнести и слова.
– Как?!
– Очень даже та-а-ак… – писатель, повторил одну из любимых фраз отца. – У меня просто пропал голос. В классе все смеялись, а учительница, недовольная, отправила к врачу, подозрительно уставившись мне в спину.
– А что же врач?
– Врач? А ничего… Ни школьный, ни лучший ЛОР города, к которому мы с мамой ходили, так ничего и не смогли найти. Были назначены какие-то лекарства, но без толку.
– И как ты выздоровел?
– Как и заболел – банально… Через пару недель мне нужно было попасть на приём к тому врачу-светиле. Он принимал в другом конце города. У мамы были дела, поэтому нужно было добираться самому. Я сел в нужную маршрутку, а когда пришла очередь выходить, просто громко, даже громче, чем следовало, крикнул, чтоб водила остановил. Лишь на подходе к поликлинике до меня дошло, что случилось… Попытался сказать предложение – отлично! К врачу даже не стал подниматься, и маме об этом не сказал. С тех пор ничего подобного не происходило. По-моему, мама до сих пор думает, что тот врач стал причиной моего исцеления.
Литератор почувствовал, как девушка тянет его за руку. Он удивлённо обернулся к ней.
– Мы пришли, болтун… – улыбнулась она.
– Я никогда в жизни столько не трепался, – смущённо протянул он. – Честное слово!.
– Ну и ладно… Мне понравилась тебя слушать. Как-нибудь ещё с удовольствием послушаю.
– А я ещё с удовольствием что-нибудь расскажу…
Они помолчали.
– Ладно, мне пора домой… Вон там я живу, во-о-он за тем окном моя комната… – её рука указывала в сторону окна, украшенного лёгким, полупрозрачным тюлем…
6. Вместе
Они сблизились – легко, незаметно, «как-то само собой». По чуть-чуть, встреча за встречей, они разрушали преграды, всё дальше позволяя другому пройти на запретную территорию, сокрытую от «чужих». Беллетрист всё так же, как и в первую встречу, продолжал открываться ей… А она с благодарностью принимала его таким. Иногда они менялись ролями, и тогда слушателем уже становился он.
До встречи с ней, прозаик ни за чтобы не подумал, что другой человек может быть таким открытым – простым и честным. Для него в действительности чужая душа всегда оставалась сокрытой густым слоем темноты. Но не с ней… Когда девушка находилась рядом, делилась своими мыслями и переживаниями, казалось, что он совершенно отчётливо чувствует, о чём она говорит. И даже более того – испытывает те же самые эмоции и противоречия. Самое главное – с ней было легко…
Она, словно рыба в воде, одинаково комфортно чувствовала себя и в центре внимания, и в молчаливом одиночестве. Предпочитая быть в местах большого скопления людей, она всё же выбирала тихие дворики или спокойные заводи, что несли спокойствие и гармонию именно ему. Такие маленькие жертвы окупали себя в их отношениях.
Раз за разом взаимный интерес заставлял их встречаться всё чаще, снова и снова, пока однажды…
Дождливое лето наконец-то сжалилось над людьми, подарив всего несколько жарких ясных дней. Обезумевший город был выжжен лучами солнца в благостные выходные до основания. Переполненные пляжи не вмещали всех желающих отогреться и просохнуть от бесконечных дождливых будней.
Взяв большое покрывало и изрядную дозу провианта, вдвоём они отправились в один из «заповедников», что нашёл писатель, ведомый Зовом по окрестностям города. В этот раз «заповедником» оказалось небольшое озерцо, отток реки, разделявшей город на несколько частей. Мало кто знал о существовании этого места – нужно было добраться до самой окраины и пройти сплошную преграду соснового леса и густорастущих кустарников. Брести было недолго, но, не ведая этого места наверняка, можно было с лёгкостью пройти мимо.
Как и ожидалось, ни одного человека в его тайном месте не оказалось. Наскоро поснимав майки и шорты, они поспешили в прохладную воду.
– В детстве… – наплававшись вдоволь, она лежала рядом с ним на покрывале, зажмурив глаза и подложив руки под голову. Тело искрилось от капелек воды, – мы с отцом и мамой часто играли в «отгадалки».
– Отгадалки?
– Угу… Это когда пишешь пальцем у другого на спине какое-нибудь слово, а тот должен отгадать, что ты написал.
Он не любил жару, но здесь, после прохладной воды, в тени сосен, он чувствовал себя здорово.
– Хочешь попробовать? – предложила она.
– Давай….
Девушка перевернулась на живот.
– Пиши на спине. Только для начал выводи буквы медленно, внятно, чтобы я смогла разобрать.
– Хорошо…
Он гладил её кожу, выводя какие-то незначительные, глупые слова, а она мастерские их отгадывала. Он рисовал буквы на её коже, а она, зажмурившись, с лёгкой улыбкой их выговаривала… Ему нравилось касаться её тела, а оно отвечало мурашками… Он играл в глупую игру, нужную лишь для разрушения всяких границы между ними.
