Отец хихикнул. Даже сейчас он не терял того чувства юмора, что унаследовала и я.
- Здесь ей было семнадцать. А этот портрет мы делали около полугода назад. - Король кивнул в сторону и снял черное покрывало с рамы, открывая картину.
Да, помню, было дело. Мачеха тогда потребовала писать портреты всех своих незамужних дочек, для подготовки к сватовству. Ну и меня, раз я тоже королевская дочь.
И он вышел очень занятный. Я сама настояла на том, какой хочу здесь быть. Стоящая у стола молодая магичка. Коричневые брюки, высокие ботфорты, расшитый золотыми нитями камзол, залихватски надетый на одно плечо, просторная рубашка, узкий жилет, так выгодно подчеркивающий мои девичьи формы. Нижняя часть волос свободно свисает ниже лопаток, верхняя забрана в изящный венец, удерживаемый шпильками из звезд. Одна рука на толстом гримуаре, рядом с моей любимой саламандрой, другая свободно свисает вниз. Мне самой этот портрет очень нравился. Особенно выражение лица, здесь оно вышло довольно насмешливое, но не глупое, а скорей ироничное. А в глазах танцуют золотые искры.
- Девочка сильно изменилась, - с удовольствие смотрел на портрет отец. - Такой она стала. Кто бы мог тогда подумать, что из гадкого утенка вырастит такая знатная птица. - Еще бы, феникс очень знатная птица. - Даже здесь она колдунья.
- Да, - кивнул мой неудавшийся свекор. - У моего сына оказался хороший вкус на женщин.
- Боюсь, когда он ее встретил, Лилит больше походила на первый портрет.
- Асуры всегда умели видеть куда дальше людей. Эти звезды мне знакомы. Такие появляются, когда мальчишки ударяются головой.
- Это шутки Лилит. А звезды в ее волосах принес дракон. По тому, как трепетно она к ним относилась, я понял, что это подарок вашего сына. Лучше посмотрите сюда, это тоже ее проделки, первоначально этого не было.
- Обручальное кольцо?!
- Всем остальным она объяснила, что просто перепутала руку, с ней такое вполне могло случиться. А когда спросил я, то ответила, что просто это такая же часть ее, как вечно рваные рубашки. Лилит всегда была исключительным ребенком.
- Теперь я, кажется, понимаю, почему он выбрал ее, даже с условием ждать нескольких лет. Как жаль, что она так и не стала моей названой дочерью. Вы не против, если я останусь на пару минут здесь один?
- Конечно, нет.
Отец вышел. А я уже хотела последовать за ним, когда услышала полушепот:
- Лилит, останься.
Дух удивленно замер.
- Я знаю, что ты здесь. Владыка асуров вмещает в себя власть всех стихий. Поэтому я чувствую тебя. Меня предупреждали, что после смерти ты могла перейти в другое качество - свободную душу. Поэтому я не удивлен. - Асур посмотрел на портрет так, словно я там. - Я просто хочу сказать, как мне жаль, что вышло все именно так.
"Да ну", - подумала я, медленно переходя в другое качество. Неосознанный дух, благодаря тренировкам с Полуденным, научился плавно становиться воплощенным. Я почувствовала, как распахиваются крылья, и громко закричала со всей болью пережитого мной.
Асур встретил яростный взгляд феникса стойко.
- Мы не хотели делать твоей семье больно. Если бы я мог, то все бы исправил. А ты прости нас. Если тебе будет от этого легче, мы найдем и убьем того, кто сделал это с вами.
Вот это меня взбесило.
- Я сама его убью.
Феникс уже собрался уйти прочь, сил-то у меня оставалось немного, как его догнал голос:
- Прошу тебя, не приходи к нему. Мой сын любит тебя, и это будет слишком больно для него.
Отвечать я не стала, просто выбила окно в последней яростной вспышке.
Потом еще пару недель то просыпалась, то снова уходила путешествовать духом. Травница все это время исправно выхаживала меня, а когда я окрепла достаточно для небольшого путешествия, отправила к своей бывшей ученице, живущей на окраине одного замшелого городка.
У тетки Лукинешны я прожила более полугода. Ведьмой она оказалась очень хорошей, справной, и многому меня научила. Пробитая насквозь грудь заросла, даже следа ни осталось. А вот с пустотой в этой самой груди дела обстояли хуже. Первое время я вообще каждого шороха пугалась, хватаясь то за меч, то за файрбол, а когда и рубала пустоту огненными клинками.
Это безобразие начало проходить только когда однажды тетка разбудила меня криками. Выглянув в окно, застала странную картину - вокруг дома носилась гидра, а за ней с кривеньким мечом Лукинешна.
- Нагос, - заверещала я, вываливаясь в окно.
Увидав меня, гидра с радостью бросилась навстречу. Перепуганная тетка, решив, что он меня сожрать собрался, кинулась на перерез с разведенными в сторону руками. На полпути они встретились. На это не хватило бы никаких звезд, так хорошо гидра и тетка приложились друг о друга. Головы гидры переплелись меж собой, одна даже потеряла сознание, другая прикусила язык, ну а третья, кажется, просто кого-то прикусила и теперь смотрела на меня с явным страхом, потому как в ее пасти застряла нога ведьмы. Тетка тоже слегка заблудилась в конечностях - в своих и Нагоса. В общем, я их расцепила и сразу оказалась вся обслюнявлена радостной гидрой и обругана Лукинешной.
В тот день я впервые в своем посмертии смеялась.
Посмотрев на это дело, тетка махнула рукой:
- Пусть живет. Только в дом ни ходить, кур не есть, козу не пугать, народ не разгонять.
Мы с Нагосом дружно закивали, а это то еще зрелище, когда кивают пять змеиных голов.
Как мне позже рассказали, в вечер, когда… я умерла, гидра металась по загону, словно взбесившаяся, а уж когда вдалеке полыхнула зарница, вообще от нее спасу не стало. В ту ночь она и вырвался. Больше в столице ее не видели. Говорили, где-то в окрестностях шарит, и вот шельма, все же нашла.
С тех пор поправляться я стала быстрее. Да и веселее стало. Бывало, встанешь с утра и слушаешь, как тетка гидру четырехметровую распекает. А та лишь вздыхает и виновато кивает.
Я начала помогать по хозяйству, а так как руки у меня кривые, то помогала недолго. Затем мне доверили мелкие заказы. А потом и более значимые. В общем, первые холода я встретила уже более или менее похожей на человека, а не на труп ходячий.
Старуха- травница принесла мне какую-то травку, которою я спасалась от аллергии на снег. Болела, конечно, но ничего серьезного, как я уже боялась.
Правда, от кошмарных снов никакими травками было не спастись, и я по-прежнему нередко просыпалась от собственных криков.
Он перестал мне сниться. О чем я почти жалела.
Как только впервые почувствовалась весна, мы отправились на большую ярмарку. Я решила продать свою верную лошадку, слишком не подходило это видное, благородное животное моей новой жизни, да и кое-что из вещей, обнаруженных мною в седельных сумках, включая украшения.
