Археологи первые дни занимались рекогносцировкой в разных концах острова, остальные члены экспедиции продолжали перевозить снаряжение с судна и вели подготовительные работы. На острове не было ни одного ручья, но дно кратеров трех вулканов занимали болота и окаймленные камышом окна чистой воды. Дрова и питьевую воду приходилось возить за пять километров из Ваитеа — так называлась овцеферма, расположенная на пригорке посреди острова. Здесь насажена эвкалиптовая роща, и сюда из вулкана Рано Арои подается по трубам питьевая вода. Губернатор одолжил нам здоровенную баржу кустарного производства, пасхальцы привели ее к судну, и в один тихий день мы на ней свезли на берег экспедиционный джип. Теперь у нас было на чем возить воду и дрова. На Пасхи сохранились участки древних дорог, а в наши дни заведующий овцефермой расширил дорожную сеть, отбросив тут и там в сторону камни, так что можно пересечь на джипе весь остров, длина которого около пятнадцати километров. С помощью патера Себастиана и губернатора мы раздобыли и коней, и самодельные деревянные седла. Даже у самого бедного пасхальца есть по меньшей мере одна верховая лошадь, здесь никто не ходит пешком, потому что земля усеяна коричневым и черным вулканическим шлаком, местами так плотно, что только конскому копыту и пройти. Здешние дети, едва научившись ходить, уже осваивают верховую езду, и мы частенько видели, как по три малыша вместе скачут через камни на одном неоседланном коне — задний держится за среднего, средний за переднего, а передний цепляется за гриву.
Вдоль побережья попадалось много древних колодцев, вырытых подлинными мастерами и выложенных обтесанным камнем. Здесь первые жители острова научились пить солоноватую воду, которую находили, примечая, где в море вливаются ключи. Теперь в этих местах стоят ветряные мельницы и качают воду для овец; мы поили тут лошадей и брали воду для стирки.
Наш боцман, он же искусный плотник, сколотил полки и столы для большой палатки-столовой. Стены из проволочной сетки защищали нас от давно завезенных на остров мух, позволяя спокойно работать и есть.
— Придется все-таки опустить брезент с наветренной стороны, — сказала Ивон. — А то сквозь сетку пыль пробивается.
— Пыль? Здесь на острове?
— Да, посмотри, — она провела по полке указательным пальцем, остался ясный след.
Я с восторгом смотрел на этот след. За несколько сот лет получился бы изрядный слой, не скоро сотрешь! Кажется, все-таки есть смысл вести раскопки на острове Пасхи! Может быть, именно отсутствие леса помогает ветру точить скалы и, будто снегом, осыпать мелкой сухой пудрой равнину. Большую часть, конечно, уносит в море, но и в траве, надо думать, что-нибудь застревает.
Вернувшись из разведки, археологи сообщили немало интересного. Они видели древнюю каменную кладку и решили ее исследовать, так как было похоже, что на острове до прибытия европейцев сменились две культуры. А чтобы получше ознакомиться с местными условиями, мы решили, что археологи, прежде чем браться за большие задачи, проведут раскопки вблизи лагеря в Анакене.
Выбор пал на пятиугольную печь Хоту Матуа и напоминающий лодку фундамент рядом с ней.
Для такой работы используют не кирку и не заступ, а особую маленькую лопатку, которой очень осторожно скребут землю, углубляясь миллиметр за миллиметром, чтобы не повредить находки. Снятую лопаточкой землю просеивают сквозь тонкое проволочное сито, в нем остается все, что может представить интерес. Мы тщательно измеряли глубину раскопа, ведь чем глубже зарываешься, тем древнее то, что находишь.
Под самым дерном лежал осколок старинной каменной чаши вместе с наконечниками для копий и другими острыми орудиями из черного обсидиана. Дальше археологам стали попадаться обломки рыболовных крючков, как из человеческой кости, так и из великолепно отполированного камня. Углубившись сантиметров на тридцать в землю рядом с печью Хоту Матуа, они наткнулись на какие-то камни, расчистили их и увидели пятиугольную печь такого же точно вида, как лежащая наверху. Но если верхнюю печь сложил родоначальник пасхальцев Хоту Матуа, то кто же до него готовил себе пищу таким же способом? Островитяне недоумевали, они, как и все приезжавшие на остров, приписывали первую печь и фундамент Хоту Матуа, ведь он точно жил тут. Продолжая скрести землю, мы находили все новые обломки рыболовных крючков, ракушки, осколки костей, древесный уголь и человеческие зубы. Уже и вторая печь осталась далеко наверху, мы решили, что добрались до древних слоев. И тут Биллу попалась чудесная голубая бусина венецианского стекла. Он ее опознал — такими бусинами расплачивались европейцы при меновой торговле с индейцами двести лет назад. Выходит, мы находимся еще в эпохе первых европейских посещений! Бусина могла попасть на остров самое раннее в пору открытия его Роггевеном; то есть, мы дошли пока лишь до 1722 года. Обратившись к судовому журналу Роггевена, мы прочли, что первый островитянин, поднявшийся на борт его корабля, был вознагражден двумя нитками голубых бус, зеркальцем и ножницами. Вполне естественно допустить, что несколько бусин могли очутиться в обители короля в Анакене. Копая дальше, мы вскоре наткнулись на сплошную гальку без каких-либо следов деятельности человека.
Во всяком случае теперь было ясно, что есть прямой смысл вести раскопки на безлесном острове Пасхи. Можно приниматься за дело всерьез. Только надо было нанять островитян, потому что для некоторых намеченных нами объектов требовалось больше людей, чем мы могли выделить из состава экспедиции.
В эти первые дни мы почти не видели островитян. Опасаясь краж и недоразумений, патер Себастиан упросил нас объявить лагерь табу для всех пасхальцев, у кого не было особых поручений. Помешать нашим ребятам знакомиться с веселыми вахинами было невозможно, патер отлично это понимал, и он предложил: если ребята захотят повеселиться, пусть едут сами в Хангароа, не то очень скоро вся деревня переберется к нам. Мы согласились и натянули веревку вокруг лагеря, она как бы обозначала границу запретной области. Эффект был в общем и целом поразительный. Правда, не считая горстки пастухов, мало кому дозволялось бродить в этой части острова. Ведь стоило пасхальцам выйти за деревенскую ограду, как они непременно пользовались случаем стащить овечку-другую. Однако на таком маленьком островке трудно ограничить свободу передвижения.
В одну из первых ночей возле лагеря пропали две канистры, а кто-то срезал и унес отличную веревку, которой мы обнесли лагерь. Патер Себастиан считал, что ее присвоили для оснастки одной из лодок, подготовленной для побега в океан. После этого губернатор прислал Касимиро и Николаса, чтобы они дежурили вокруг лагеря. Это были деревенские полицейские. Насколько Николас был толст и дороден, настолько же старик Касимиро был тощ и высок и к тому же удивительно похож на сутулое чучело с кривыми коленями, излюбленный предмет резчиков острова Пасхи. Не будь эта фигурка известна еще во времена капитана Кука, можно было бы заподозрить Касимиро в том, что он для нее позировал. На боку у него висел в громадной кожаной кобуре старинный револьвер, и стоило Касимиро увидеть кого-нибудь из своих соплеменников независимо от пола и возраста, как он принимался кричать и размахивать револьвером, пока виновный не исчезал за пригорком в облаке пыли. А сутулый старик, пошатываясь, шел в запретную зону и садился в тени палаток.
