В более широком смысле общие для доевропейских цивилизаций афро-азиатского стыка и названных островов характерные элементы являются также общими и не менее характерными для ограниченного региона Америки, простирающегося от Мексики до Перу. Другими словами, основной комплекс элементов, характеризующий конкретную афро-азиатскую область и служащий веским свидетельством фундаментального единства культур этой области, повторяется лишь в одной, не менее четко обозначенной географической области на Американском материке, отделенной или, вернее, связанной с первой водами Канарского течения.
Только будущие раскопки смогут убедительно показать, где проросли семена единой месоамериканской культуры — в Эквадоре, или на берегах Мексиканского залива, или в обоих местах. Поскольку майя выбрали 3113 г. до н. э. точкой отсчета своего календаря, возможно, верны новые предположения археологов, что древнейший росток месоамериканской культуры родился в Эквадоре около 3000 г. до н. э. За те тысячелетия, о которых идет речь, Канарское течение и сопутствующие ему пассаты ни разу не прекращали своего движения, и возможно, что не одна группа переселенцев воздействовала на жизнь исконных жителей Америки. Сами майя, как об этом сказано в главе 4, связывали свое происхождение с двумя волнами иммигрантов. Большим пришествием во главе с их первым легендарным цивилизатором — Ицамной и последующим Малым пришествием во главе со знаменитым солнечным иерархом Кукульканом (он же Пернатый Змей).
Если бальсовые леса эквадорского приморья играли видную роль в месоамериканской культурной диффузии, становится понятнее, почему эти берега занимали столь важное место в преданиях и верованиях дороживших своей историей горных инков. Сразу после прибытия Писарро сюда, на северную окраину инкской империи, сменявшие друг друга гонцы понесли из порта Тумбес в андскую цитадель инков весть, от которой могущественная империя покорилась без боя: белые бородатые люди, некогда принесшие цивилизацию в эту страну, теперь возвратились в Перу. Жители обширных областей Перу и нынешней Боливии твердо верили, что белые бородатые мужи из Тиауанако, чья кровь текла в жилах правящего Инки, ушли из эквадорского порта Манта в Тихий океан во главе со своим солнечным иерархом Кон-Тики-Виракочей. Позднее, всего за три поколения до прибытия Писарро, инкский военачальник Тупак отплыл на запад из того же района, потому что в то самое время, когда он пришел туда со своим войском, возвратившиеся на парусных плотах купцы поведали ему про обитаемые острова в океане.
Плавания легендарного цивилизатора инков Кон-Тики-Виракочи, известного в Тиауанако под именем Тики, или Тикки, а также протоисторического Инки Тупака, известного в Перу также под именем Тупы, оставили след и в других местах: оба этих персонажа занимают видное место в преданиях полинезийцев. Тики, он же Тиси и Ти’и, — общеполинезийский герой и бог, широко известный на востоке Тихоокеанской области. На ближайших к Эквадору Маркизских островах в Тики видели полубога, который привел на эти острова первопоселенцев; в других местах о его мифическом родиче Маури-Тики-Тики рассказывали, что он выловил из океана острова в тщетной попытке вытащить их на берег в Хило, расположенном на мифической родине островитян. Заметим, что Ило — инкское название одной из лучших аборигенных гаваней на Тихоокеанском побережье ниже озера Титикака и Тиауанако (Fornander, 1878[114]).
Тупа в отличие от Тики фигурирует лишь как ведущий персонаж мангаревского предания; на Мангареве его помнили как могущественного короля, посетившего остров с целым флотом парусных плотов, которые шли с востока. Он рассказал мангаревцам о своем великом королевстве на востоке, куда и возвратился после визита. Тики обосновался в Полинезии, но Тупа уплыл обратно — это в точности совпадает с инкскими преданиями.
Данные для плавания к островам, расположенным в двух месяцах хода на запад на плотах от Ики и Арики в Южном Перу, были также сообщены конкистадорам; вместе с общеперуанскими преданиями о плаваниях Тики и Тупака они подстегнули европейцев продолжать исследования в западном направлении. Сообщения инков произвели на современников Писарро, наблюдавших мореходные качества местных плотов и высокие морские навыки жителей приморья, такое сильное впечатление, что они, вооружившись полученными данными, вышли в Тихий океан, чтобы отыскать указанные острова. Так состоялось открытие европейцами Меланезии и Полинезии. Утвердившись на западном побережье Америки, европейцы тотчас вышли в океан на каравеллах с прямыми парусами и постепенно открыли все острова тихоокеанского полушария, которые три столетия были недоступными для других европейцев, обосновавшихся в азиатском приморье, и оставались такими же недоступными еще 200 лет, пока новые парусники не пришли на смену средневековым судам с прямым парусным вооружением. Уже в историческую эпоху человек на протяжении 500 лет мог попасть из Азии в Океанию только кружным путем, идя сначала на север, потом на восток с западными ветрами между Гавайскими и Алеутскими островами и направляясь затем со стороны Америки к Полинезии и прочим островам. Те же транстихоокеанские круговороты определяли движение копий доисторических плотов и джонок, испытанных в наше время. Наиболее совершенные суда приморья Южной Америки и Юго-Восточной Азии в доевропейские времена могли проникнуть в сердце Тихого океана только теми путями, какие затем были освоены испанцами.
Когда европейцы совершили кругосветные плавания, они убедились, что расстояние до Азии в 5 раз превосходит цифру, вычисленную Колумбом, который учел только ширину Атлантики (зато учел предельно точно); одновременно выяснилось, что древнегреческие астрономы поразительно верно определили окружность земного шара, исходя из проведенных в Египте наблюдений. И куда бы ни приходили европейцы, оказывалось, что всюду — на Канарских островах, на островах Карибского моря, в Америке, на каждом пригодном для обитания острове Тихого океана — их опередили другие. Нигде в незнакомых прежде областях они не видели дощатых судов, тем не менее повсеместно оказывались люди, встречавшие новых гостей, которые захватывали и грабили их и которых приветствовали в Европе как подлинных открывателей.
Новые заморские источники богатства возымели такое действие на историю земного шара и произвели столь сильное впечатление на тогдашние и последующие поколения европейцев, что мы так и не выбрали время, чтобы спокойно поразмыслить и взглянуть на покоренные нами народы как на равных себе; в нашем представлении эти люди и их имущество, от памятников до золотых сокровищ, оставались нашим достоянием, и о каких-либо соперниках не могло даже быть речи. Вплоть до последнего времени мы смотрели на Новый Свет как собственники, находясь во власти чуть ли не религиозной догмы, по которой до Колумба никто не имел прав на эти земли, и не допускали мысли о том, что кто-то раньше него доходил до Америки, разве что норманны, так ведь и они тоже европейцы! И никто не мог отплыть от западных берегов Америки, пока мы не пришли и не указали путь в Тихий океан.
Большинство ученых и поныне находится во власти этого подхода. Изоляционисты готовы признать крайний диффузионизм, покуда это не касается Америки. Те самые исследователи, которые отказываются верить, что американские аборигены могли пройти по ветру 600 миль от Эквадора до Галапагосских островов, допускают 8000-мильное плавание малайских аборигенов против течений и ветров до крохотного острова Пасхи, только бы они остановились тут и не дошли до Америки. Стремление изолировать Америку зашло настолько далеко, что Полинезию относят к Старому Свету, хотя европейцы открыли ее после Америки и все этнологи считают ее последней обширной областью земного шара, заселенной человеком. Если исходить из категорий Нового Света, Полинезию следовало бы называть Новейшим Светом.
