Естественно, при таком историко-географическом прошлом викингам после их крещения было нетрудно находить путь в святую землю, и они часто ее посещали, спускаясь на многочисленных судах по русским рекам до Черного моря или огибая Испанию и входя в Средиземное море через Гибралтарский пролив. Викинги проходили Гибралтар со стороны Атлантики спустя 2 тысячелетия после того, как финикийцы шли через тот же пролив в противоположную сторону. Но хотя эти два народа объединяет не только мореходное искусство, хотя их открытые суда с резными фигурами на носу, с прямым парусом и щитами вдоль бортов так похожи, что не различишь на изображениях, викинги не могли свершить того, что, возможно, удалось сделать финикийцам, — проплыть по Канарскому течению достаточно рано, чтобы повлиять на аборигенную ольмекскую культуру Америки. Сама хронология свидетельствует, что бородатые светловолосые благодетели, отображенные в текстах и иконографии доколумбовых цивилизаций Центральной Америки, не могли быть викингами.
Настоящая глава содержит доклад, прочитанный на норвежско-американском юбилейном торжестве 12 октября 1975 г. в Миннеаполисе (штат Миннесота). Сенат США единогласно постановил включить ее в «Вестник конгресса» от 30 октября 1975 г.
Кое-кто пытается умалить подвиг Христофора Колумба, заявляя, что он не первый ступил на берег Нового Света. Однако достижения Колумба и их радикальное воздействие на весь мир сохраняют свое значение независимо от того, сколько людей до или после него ступало по американской земле.
Согласимся тем не менее, что до Колумба пришли в Америку другие. Ацтеки, инки и сотни иных племен и народов уже обитали там, когда к берегам Нового Света впервые причалили европейцы. Пирамиды, города с улицами, монументами и величественными дворцами строились в Америке еще до нашей эры. В некоторых областях умеренного пояса ландшафт был испещрен архитектурными сооружениями и руинами, пересечен мощеными дорогами, зеленел полями хлопчатника и пищевых культур. В Мексике майя и ацтеки запечатлели на бумаге свою историю за сотни лет до рождения Колумба. Правители в Мексике и Перу располагали армиями, намного превосходящими вооруженные силы современных им европейских королей; астрономия, медицина и многие искусства и ремесла достигли уровня, до которого Старому Свету подчас было далеко.
Разумеется, все это нисколько не умаляет заслуг Колумба. Его место в истории не становится меньше от того, что ко времени его прихода из Европы земли Нового Света были основательно исхожены людьми.
Мы никогда не узнаем имя первого странника, пришедшего в Америку: в мире не было еще письменности, когда этот человек каменного века вместе со своим родом в поисках пищи где-то в Арктике перебрался из Азии на Аляску. Это никем не документированное начальное открытие состоялось по меньшей мере за 30 тысяч лет до н. э., а то и намного раньше.
Спустя тысячелетия, но все еще за много веков до Колумба внезапно начался расцвет замечательных культур в ограниченной сплошной полосе от Мексики по Перу. Народы Мексики стали высекать монументы и записывать тексты в память о выдающемся мореплавателе Кецалкоатле. Согласно иероглифическим текстам, этот белый бородатый основатель мексиканской иерархии пришел из-за Атлантического океана, как это впоследствии сделали испанцы.
Хотя предводитель ацтеков Монтесума в первый же день прибытия испанских конкистадоров к его двору поведал им об их предшественнике Кецалкоатле и его спутниках, европейцы никогда не признавали Кецалкоатля соперником Колумба. Его история была записана не понятными им латинскими буквами, а в языческих ацтекских кодексах, большинство которых тщательно собрали и сожгли, как дьяволово творение, сопровождавшие конкистадоров европейские священники.
Иначе вышло с появившимися много позднее записями о Лейфе Эйриксоне, сыне Эйрика Рыжего из Братталида в Гренландии. Письменные источники не ставили ему в заслугу каких-либо культурных подвигов или прочного влияния в Новом Свете, как это было с Кецалкоатлем. Все достижения Лейфа ограничивались короткими разведочными вылазками из дома, который он и его люди построили в приморье. Но его сага была записана латинскими буквами норманнскими поселенцами-христианами в Исландии и Гренландии, а потому значила для европейских умов больше, чем иероглифы ацтеков. В итоге Лейф Эйриксон, европеец, исторически известное лицо, а не Кецалкоатль, нечаянно оказался в глазах многих своего рода соперником Христофора Колумба.
Разумеется, никто не может лишить Лейфа Эйриксона и Христофора Колумба заслуженных ими лавров. Их деяния вообще несопоставимы. Тут не приходится говорить о каком-либо состязании или сравнивать их историческую роль; нет ни нужды, ни причин принижать одного, чтобы вполне оценить достижения другого. Попытаемся разобрать причины, породившие представление о каком-то «соперничестве», и воздадим каждому из этих двух исторических лиц по заслугам: Лейфу Эйриксону как первому европейцу, о котором точно известно, что он ступил на землю Нового Света в арктическом и субарктическом поясе, и Христофору Колумбу как человеку, открытие которым тропической зоны Америки распахнуло ворота для европейского завоевания Нового Света и становления известных ныне американских наций. Было бы одинаково несправедливо подвергать сомнению открытие Лейфа Эйриксона как выдумку языческих викингов и отрицать, что плавания Колумба изменили облик мира более, чем какое-либо иное событие христианского летосчисления.
Говоря об этих двух морепроходцах, попробуем взглянуть на них в истинном историческом свете. Коль скоро отпадает вопрос о каком-либо соперничестве, зачем нам теперь из национальных или религиозных побуждений смотреть на их плавания как на подобие гонки Амундсена и Скотта к Южному полюсу? Если сопоставлять этих двух мореплавателей так, словно перед нами и впрямь два соперника, получится искаженная картина, невыгодная для Лейфа Эйриксона. Он предстанет перед нами свирепым языческим викингом на открытой ладье, а рядом — ослепительный Колумб с его изящными каравеллами. Такой аберрации можно избежать, если рассмотреть их независимо, памятуя, что почти полтысячелетия разделяет две экспедиции. Срок, равный тому, который отделяет каравеллы Колумба от океанских лайнеров XX в. Если, устранив этот разрыв, взять уровень культуры испанцев X в., то норманнские мореплаватели мало в чем им уступали. Возможно, некоторым кругам трудно оценить по справедливости Лейфа Эйриксона и его деяния, потому что принято изображать его варваром в рогатом шлеме, с широким мечом в руках, выходящим в океан, чтобы грабить и избивать христиан, тогда как Колумб плыл под флагом святого креста, задавшись целью — не считая поиска золота и славы — принести христианскую веру заморским язычникам. Такое сопоставление несправедливо, надуманно и в корне неверно. Хотя Лейф Эйриксон намного опередил во времени Колумба, он взял на борт своей ладьи католического священника, и целью его трансатлантического плавания было принести христианскую веру в языческие поселения Гренландии.
Попробуем же восстановить страницы древненорвежской истории, позволяющие понять Лейфа Эйриксона и его мирную миссию. Представлять себе всех норманнов той поры викингами столь же ошибочно, как рисовать всех англичан XVIII в. буканьерами или всех римлян — воинами экспедиционных войск. Бо́льшую часть населения средневековой Норвегии составляли крестьяне, рыбаки, купцы; было немало искусных ремесленников и художников. В этом смысле норвежский народ не отличался от жителей других стран Европы. Викинги, в подлинном смысле этого старинного слова, составляли подвижные дружины, совершавшие морские набеги на чужие земли, от Руси на востоке до Ирландии на западе, от Шотландии на севере до Сицилии и мусульманского мира. Никто в наши дни не станет оправдывать эти жестокие рейды, но, если на то пошло, другие европейцы, от римских легионеров до испанских конкистадоров, когда позволяла сила, вторгались в чужие страны ничуть не менее свирепо, чем викинги. Однако словом «викинги» постепенно привыкли обозначать всех средневековых обитателей северных стран, откуда выходили боевые ладьи; иногда этим сомнительным прозвищем награждают и ныне живущих.
