О предложенном тогда маршруте из Юго-Восточной Азии и пойдет речь в этой главе; он составлял главное содержание доклада «Морские пути в Полинезию», прочитанного в музее Пенсильванского университета в апреле 1961 г. и затем опубликованного в музейном бюллетене. Этот же маршрут из Азии был темой доклада «Примитивное мореходство», представленного XIII Тихоокеанскому конгрессу в Ванкувере (Британская Колумбия) в августе 1975 г. и позднее опубликованного в трудах конгресса, а затем и в «Научно-футурологическом ежегоднике Британской энциклопедии» за 1976 г. Нижеследующая глава составлена из двух названных публикаций.
Двести лет назад было принято мнение, что полинезийские племена уединенных островов на востоке Тихого океана — американские индейцы, которых, как и всех первых в этих краях европейцев, доставили туда господствующие восточные ветры и течения. Мы видели, что 500 лет, от времен Марко Поло до путешествий капитана Кука, ни одно европейское судно не могло пробиться в какую-либо часть Полинезии из Азии или из колоний в Малайском архипелаге. Все без исключения плавания в полинезийские воды совершались от Америки в сторону Азии, а чтобы вернуться из Азии, надо было от Малайского архипелага идти вдоль Японии до высоких широт между Алеутскими и Гавайскими островами.
Странствуя в Тихом океане, капитан Кук первым обнаружил, что некоторые полинезийские слова родственны словам, обозначающим аналогичные понятия в малайских языках. Одновременно Кук, подобно его современникам Ванкуверу и Диксону, отметил в физическом облике и культуре жителей полинезийских островов примечательные черты сходства не с малайцами, а с индейцами, населяющими континентальный архипелаг у побережья Северо-Западной Америки. Исследователи XVIII в. заинтересовались заморскими связями трех островных народов, живущих в разных областях одного и того же океана. В XIX в. этнологи установили, что не одни лишь неясные лингвистические свидетельства связывают Полинезию со Старым Светом: полинезийцы разводили кур, свиней, выращивали хлебное дерево, банан, сахарный тростник, ямс, таро, они пользовались лодками с аутриггером — все это бесспорные элементы азиатской культуры.
Общепринятая точка зрения изменилась. Теперь казалось, что этнографически проблема происхождения полинезийцев решается просто: достаточно найти район Малайского архипелага, откуда предки полинезийцев шли от острова к острову до своей нынешней обители. Гипотеза «от острова к острову» получила широкую поддержку кабинетных исследователей, знакомых с огромным тихоокеанским полушарием лишь по испещренным островами картам, на которых неизбежно преувеличенные пятнышки и крупные названия образуют сплошной ковер от Малайского архипелага почти до острова Пасхи. Людей, воочию изведавших водные просторы этой половины земного шара, было не так-то легко убедить. Географы указывали на обстоятельство, рассмотренное выше, в главе 2: острова Тихого океана расположены на пути постоянно движущихся стихий, диктовавших всем первым европейским мореплавателям маршруты в этой области. Географы понимали также, что маленькие листы бумаги — карты, на которых они размещали всю информацию о тихоокеанском полушарии, неизбежно будут вводить в заблуждение и питать гипотезы о продвижении от острова к острову. В своем труде «География Тихого океана» Грегори предусмотрительно подчеркивает: «Однако океанические острова не создавали благоприятных условий для миграции. Они вовсе не обозначают какие-либо маршруты. Острова эти малы, неравномерно разбросаны на большом удалении друг от друга, и требовались исключительные обстоятельства, чтобы растения и люди могли на них попасть» (Gregory, 1927[129]).
Затруднения этнологов, поддерживавших гипотезу «от острова к острову», еще более усугубились, когда археологи не смогли найти никаких следов пребывания полинезийцев в Малайском архипелаге и других районах на западе Тихого океана, откуда те будто бы вышли, а специалисты по физической антропологии принялись искать западнее малайской обители народ, чье телосложение и облик лучше отвечали бы характеристикам высоких полинезийцев с их четко очерченными лицами, нежели физические особенности низкорослых плосколицых малайцев. Так в конце XIX в. родилась полинезийская проблема, и представители разных областей науки принялись спорить, выдвигая противоречивые догадки и гипотезы. Чуть ли не каждую страну на материках за Индонезией, от Китая и Индокитая до Индии, Двуречья и Египта, даже до Скандинавии, совершенно серьезно называли возможной родиной предков полинезийского народа. Проблема еще более осложнялась тем, что большинство исследователей видели в Полинезии следы повторных миграций и эта область представлялась им, так сказать, расовым и культурным тиглем.
Сто лет филологических исследований подтвердили основательность лингвистических данных, однако никуда не привели. Давно обнаружено, что по структуре полинезийский и малайский языки сильно отличаются друг от друга и что менее одного процента лексики этих двух народов восходит к близким или тождественным корням, причем в полинезийском языке нет ни подлинно малайских, ни рано проникших на Малайский архипелаг санскритских слов. К тому же реалии предположительного корневого родства с Полинезией распределены в рамках Малайского архипелага настолько редко и беспорядочно, что ни один конкретный остров не годится на роль места предположительного племенного контакта. В итоге сложились две различные лингвистические школы. Одни стали искать общий малайско-полинезийский праязык в пределах континентальной Азии, откуда могли независимо выйти малайцы и индонезийцы; ведь за много веков островной изоляции эти два народа могли сохранить больше от некогда общего праязыка, чем их родичи, оставшиеся на материке, где они были гораздо сильнее подвержены завоеваниям, а также расовым и языковым примесям. Другие предположили, что полинезийский язык вообще складывался не в Азии и не на Малайском архипелаге, а в Океании, где-то на соседствующих с нынешней Полинезией архипелагах. Дескать, отсюда полинезийцы, носители общего языка, распространились по всем отдельным островам и островным группам, разбросанным по Восточной части Тихого океана; из того же эволюционного центра в Океании какие-то реалии проникли в противоположном направлении, в область малайцев. Словом, лингвисты приблизили нас к решению сложной проблемы не больше, чем обе существующие противоположные гипотезы, которые вместе противостоят тем, кто ищет исконную родину полинезийцев в Малайском архипелаге.
Хотя язык, таким образом, не может служить надежным ключом, есть другие пути преодоления тупика в малайско-полинезийской проблеме. Физическую антропологию принято считать более надежным указателем расового родства, чем лингвистику, поскольку лексика не обусловлена так сильно в своем распространении родственными связями. Полвека назад видный американский специалист по физической антропологии Салливен провел первое систематическое сопоставление соматологии полинезийцев и малайцев. Он установил, что эти два физических типа заметно различаются по степени пигментации, волосатости тела и лица, толщине губ, рисунку глаз, и объявил индонезийца антиподом полинезийца, если говорить о росте, форме головы, лица и носа. По Салли вену, тесное физическое родство исключалось, поскольку налицо «заметное расхождение чуть ли не всех изученных черт» (Sullivan, 1922[301]).
