Лишь на таком историческом фоне можно понять, почему великие народы древней Америки и прилегающей области океана с такой готовностью покорялись европейским пришельцам, позволяя им выступать в роли суперменов и открывателей.
Настоящая глава основана на докладе, прочитанном в Барселоне в 1964 г. на XXXVI Международном конгрессе американистов и затем опубликованном в трудах конгресса.
19 ноября 1567 г. из гавани Кальяо в Перу вышла испанская экспедиция — 150 человек на двух каравеллах. Король Испании Филипп II повелел мореплавателям отыскать в Тихом океане еще не известные европейцам острова и обратить в христианскую веру их обитателей. Начальником экспедиции был назначен племянник вице-короля Альваро Менданья де Нейра; вместе с ним плыл знаменитый мореплаватель и хронист Сармьенто де Гамбоа, по инициативе которого было затеяно все дело. Проведя два года в Мексике и Гватемале, Сармьенто де Гамбоа в 1559 г. прибыл в Перу. Здесь он первые семь лет изучал аборигенную культуру и составил для Филиппа II важные записки по истории инков. Сармьенто настолько увлекся устными преданиями инков, что вице-король Перу называл его «наиболее сведущим человеком в этой области, какого я нашел в стране» (Amherst, Lord and Thomson, 1901[12]), хотя именно он буквально подвел черту под историей инков, собственноручно выследив и схватив последнего инку, Тупака Амару. И тот же Сармьенто первым доложил о повторных утверждениях инков, что далеко в Тихом океане лежат обитаемые острова. Он настолько уверовал в истинность этой информации перуанцев, что в конце концов убедил правителя снарядить экспедицию, чтобы проверить древние навигационные указания индейцев.
Известно, что обе экспедиции Менданьи прошли успешно, однако мало кто задумывался над вкладом инков в успех испанцев. Может быть, это не так уж и удивительно, ведь обнаруженные экспедицией Соломоновы острова лежали не в том районе, о котором говорили инки, и нынешние исследователи полагали, что суда древних инков вообще не годились для океанских плаваний. Тем не менее в 1722 г., через полтораста лет после попытки Сармьенто последовать навигационным указаниям инков, голландский адмирал Роггевен нечаянно наткнулся на обитаемый остров как раз там, где его надлежало искать испанцам; правда, к тому времени, когда Роггевен открыл остров Пасхи, его современники давно забыли сообщения инков, сохранившиеся для будущих поколений только в записках Сармьенто и его спутников. Открытие Роггевена и установленный в наше время факт, что бальсовые плоты с инкскими гуарами могут ходить в любую часть Тихого океана и возвращаться обратно, дают основание вернуться к предыстории экспедиций Менданьи, вновь обратиться к исконным инкским сообщениям и выяснить, почему Сармьенто верил в перуанские рассказы о дальних плаваниях в Тихом океане.
Испанцы общались с перуанскими аборигенами уже 40 лет, когда Сармьенто убедил свое правительство в реальности утверждений инков. В эти десятилетия, предшествовавшие полному крушению местной культуры, конкистадоры единодушно поражались размаху аборигенного мореходства. Естественно, внимание всех хронистов в основном привлекали важные центры в высокогорных районах, где были сосредоточены несметные богатства правящей инкской верхушки. Но до нас дошли исторические источники, подтверждающие также данные археологии о жизни многочисленного сословия отважных рыбаков и торговцев, которые обитали в крупных поселениях вдоль открытого побережья и почти всецело зависели в своем хозяйстве от даров морского течения.
Сармьенто и его современники хорошо знали, что их соотечественники почти за год до первой высадки на перуанском побережье встречали далеко в море перуанские суда с инкскими командами. У северных берегов Эквадора с передовой каравеллы водоизмещением 40 т с десятью испанцами на борту заметили идущий встречным курсом бальсовый плот, который вез 30 т груза и около 20 перуанцев обоего пола. Испанцев поразили отменная оснастка и хлопчатобумажные паруса, подобные в действии их собственным (Sáamanos, 1526[268]). На пути к Перу каравелла Писарро обогнала еще пять торговых парусных плотов, а на подходе к Тумбесу испанцы увидели целую флотилию бальсовых плотов, направляющихся с инкским войском на остров Пуна, расположенный в 40 милях от берега.
Когда Сармьенто в 1559 г. сам попал в эти области, бальсовые плоты все еще использовали в торговле и транспорте вплоть до Центрального и Южного Перу, за три с лишним тысячи километров от всех бальсовых лесов. Жители долины Чикама ходили в расположенный в 800 км на севере Гуаякиль на бальсовых плотах с провиантом и другими грузами. На бальсовых плотах инки доставляли в разные области приморья гуано с островов Чинча, что лежат поблизости от Писко и Паракаса. Современники Сармьенто восхищались мореходным искусством аборигенов и качествами их своеобразных плотов. С большой похвалой отзывались они о стройных мачтах и реях, называли «превосходной» местную хлопчатобумажную парусину, говорили о веревках, что они «прочнее испанских» (Andagoya, 1541–1546[14]).
Вплоть до времен Сармьенто испанцы охотно использовали бальсовые плоты с инкской командой, потому что на плотах можно было пройти над отмелями и через прибой, где не было доступа европейским судам. Овьедо рассказывает, как во времена конкисты индейцы на парусных плотах перебросили через море на остров Пуна конный отряд Франсиско Писарро (Oviedo, 1535–1548[241]). Сарате записал, что до 50 солдат с тремя лошадьми грузились на один парусный бальсовый плот с особыми веслами, предоставляя управление плота индейцам, «потому что индейцы сами превосходные моряки» (Zárate, 1555[324]). Педро Писарро сообщал в 1571 г., что перуанцы столкнули его, Алонсо де Месу, капитана Сото и многих других видных конкистадоров с плотов прямо в волны сильного прибоя и они с великим трудом выбрались на берег, меж тем как искусные инкские моряки ушли в море (Pizarro, 1571[247]). Сиеса де Леон и Сарате писали, что индейцы прибрежных областей столько времени проводят в море, что сами уподобились рыбам; нередко они отделяли бревна от плотов, так что их менее привычные к морю враги проваливались в воду и тонули (Zárate, 1555; Cieza de Leon, 1553[324, 69]). Инка Гарсиласо сообщал, что этот коварный прием часто применялся в прошлом, когда жителей приморья заставляли перевозить по морю горных инков. Весело перекликаясь, они обрезали веревки и сталкивали врага в воду, «потому что жители побережья, так много упражнявшиеся на море, имеют такое же преимущество над жителями материка как на воде, так и под водой, как морские животные над сухопутными» (Инка Гарсиласо де ла Вега, 1974[1]). Приморские жители каждый день выходили в море на своих больших плотах, а подчас отправлялись в плавание на целые недели со всей семьей и скарбом. Эти люди и еще более многочисленные владельцы малых камышовых судов добывали в коварном течении в 20–50 милях от берега столько даров моря, что даже горные инки получали свежую рыбу, доставляемую им за два дня сменявшими друг друга гонцами каски (Cobo, 1653[72]).
Инка Гарсиласо показывает, что морское рыболовство и дальние перевозки и торговля составляли неотъемлемую часть хозяйственной системы инков, когда испанцы завоевали Перу (Инка Гарсиласо де ла Вега, 1974). Об этом, хотя бы вскользь, говорят все тогдашние хронисты, хотя основное их внимание сосредоточено на богатстве и могуществе владык высокогорья. По данным Сармьенто и его испанских современников, инкские моряки на бальсовых плотах выходили в неведомые дали так же смело, как европейцы на своих судах; это объясняет, почему конкистадоры охотно верили информации инков о морских предприятиях.
