Многое говорит о том, что полинезийцы не по собственной воле прибыли на уединенный остров помогать «длинноухим» ваятелям в их фанатическом предприятии; возможно, их захватили в плен и привезли пасхальцы среднего периода, которые вполне могли посетить Маркизы около XVI в.
Так или иначе они оказались основными исторически известными обитателями опустошенного войнами, безлесного острова с развалинами святилищ и поверженными на землю истуканами. Когда Роггевен поднял занавес перед европейскими зрителями, среди пасхальцев еще были светлокожие и рыжеволосые статисты, но основное представление давно кончилось и исполнители главных ролей покинули сцену.
Глава 13
Место встречи — самое уединенное в мире
Трудно назвать обитаемый уголок земного шара, который не был бы местом встречи, а то и тиглем разных народов и культур.
На континентах и континентальных островах народы не менее одного раза сменяли друг друга или принимали иммигрантов извне; в области высокоразвитых культур Средиземноморья это происходило неоднократно. Финикийцы рано отправились исследовать другие земли, но нигде они не были первыми, даже на Канарских островах их опередили гуанчи. Викинги застали на своей будущей северной родине лапландцев; в Исландии они встретили валлийских монахов, в Гренландии — эскимосов.
Была ли Полинезия исключением? Вряд ли. С появлением современных поселенцев и гостей азиатского и европейского происхождения черты полинезийской культуры были настолько стерты и население настолько смешано, что теперь нигде не увидишь сколько-нибудь истинной картины первоначальных условий. Однако первые в этой области европейские мореплаватели единодушно подчеркивали, что в островной области, именуемой нами Полинезией, смешались три отчетливо различимых народа. Преобладающий тип отличался белой до светло-бронзовой кожей, черными волосами, почти европейскими, рельефными чертами лица, способностью отращивать усы — все это в сочетании с некоторыми признаками монголоидности и внушительным ростом до 180 см. Этот основной для Полинезии тип совпадает с характеристиками новозеландских маори а также с физическим типом, присущим островным племенам у северо-западного побережья Америки. Сами представители описанного типа считали себя «настоящими» людьми — тангата.
У второго типа видим признаки меланезийского родства; об этих людях писали, что они темнокожие, у них плоский и широкий нос толстые губы более курчавые волосы, не такой высокий рост. От Гавайских островов до Новой Зеландии их называли потомками легендарных менехуне, или манахуне. Третий тип отличался очень светлой кожей, рыжеватыми или каштановыми волосами и сильно выдающимся носом (Shand, 1894[276]). В наиболее чистой форме их наблюдали среди выходцев с домаорийской Новой Зеландии, заселивших острова Чатем. Этот тип полинезийцы называли кеу, уру-кеу, эху, хаоле, хао’э, а в Новой Зеландии, кроме того, пакеха туреху или namynauapexe (Poirier, 1953[249]). Бак сообщает, что светлую кожу и рыжие волосы маори считали указанием на то, что у данного человека в роду был namynauapexe. Он добавляет, что некоторые маорийские племена отличались большим числом рыжеволосых, причем признак этот был присущ определенным родам (Buck, 1922[50]).
Ранние наблюдения европейцев и полинезийские предания получили научное подтверждение в уже упоминавшемся основополагающем исследовании скелетных останков, проведенном Салливеном. Он заключил: «Быстро накапливающиеся данные о жителях Полинезии начинают ясно указывать на то, что „полинезийца“ никоим образом нельзя рассматривать как однородный расовый тип. „Полинезийский тип“ — абстрактное понятие, соединяющее характеристики нескольких физических типов». Отмечая, что эти физические типы неравномерно распространены на полинезийских островах, он предположил, что расовое смешение не предшествовало расселению в Полинезии: «…очевидно, что они проникли в Тихоокеанскую область в разное время и, возможно, разными путями. Несомненно, они представляли разные языки и разные культуры» (Sullivan, 1924, 1924 а[302, 303]).
Разделяя взгляды Салливена, Линтон писал: «Недавние исследования физического типа убедительно показали, что полинезийцы воплощают не чистую расу, а соединение по меньшей мере трех расовых элементов» (Linton, 1923[204]). Вслед за тем Хэнди суммировал мнение полинезианистов:
«Салливен, Диксон и Шапиро единодушно говорят о сложном расовом типе в Полинезии и неравномерном распределении его типичных элементов. Диксон, Линтон и нижеподписавшийся анализировали те или иные культурные фазы и установили наличие нескольких отчетливых пластов или групп культурных элементов. А Черчилл почти 20 лет назад разделил полинезийские лингвистические элементы на две различные группы» (Handy, 1930 в[141]).
Эти заключения впоследствии никем не опровергнуты, и, поскольку остров Пасхи — восточный форпост Полинезийского треугольника, представляется интересная возможность проследить источники смешения, анализируя необычную местную культуру.
В основе этой главы лежит доклад «Насколько культура острова Пасхи является полинезийской?», прочитанный на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук, состоявшемся в 1964 г. в Москве; некоторые дополнительные данные взяты из монографии «Искусство острова Пасхи», вышедшей в 1976 г.
Мысль о том, что уединенный остров Пасхи представляет собой тигель, в котором сплавились разные культуры, не является плодом недавних раскопок. Открывшие Пасху в 1722 г. голландцы описали живших совместно представителей разных расовых типов. Одним из первых на борт голландского корабля поднялся некий представитель островной знати, с удлиненными мочками ушей и «совершенно белый». Большинство островитян, по описанию голландцев, смуглые вроде испанцев, но «встречаются и более темнокожие, и совсем белые, а некоторые — розовые, словно они обгорели на солнце» (Behrens, 1722[26]). Повторно открывшие остров в 1770 г. испанцы обратили внимание на «бородатых, высокого роста, тучных, белых и румяных» пасхальцев. Цвет кожи местных жителей они описывают как «белый, темный и красноватый»; про волосы пишут: «…мягкие, каштанового цвета, у других — черные, а у третьих — рыжеватые или светло-коричневые» (Aqüera, 1770; Corney, 1908[10, 85]).
Поздний период с его гражданскими войнами и свержением статуй явно отразился на составе обитателей Пасхи, поскольку Кук в 1774 г. застал сильно поредевшее, голодающее, истощенное усобицами население явно полинезийского происхождения, никак не связанное, по его мнению, с монолитными статуями, которые он считал памятниками давней эпохи, не пользующимися заботой современных ему пасхальцев (Кук, 1964[3]).
Мы уже видели, как первым европейцам, поселившимся на Пасхе и наладившим общение с островитянами, рассказывали, что прежде на острове жили вместе два разных народа с разными языками, один пришел с востока, другой — с запада, и что идея ваяния статуй принадлежала первопоселенцам, «длинноухим», но большую часть нынешнего населения составляли потомки второй волны иммигрантов, «короткоухих», которые после долгого мирного сосуществования восстали и перебили во рву Поике всех «длинноухих» мужского пола. Тщательный опрос стариков, проведенный в 1886 г. Томсоном через переводчика-таитянина Салмона, убедил его в истинности утверждения пасхальцев, что остров принял не одну волну переселенцев (Thomson, 1889[307]).
