Мачта — вот наша ахиллесова пята. Парус, хоть бы и лопнул, можно починить. А двуногая мачта опирается на деревянные колодки, которые закреплены найтовами за камышовые связки. Стоит порваться веревкам или камышу, и все наши снасти вместе с парусом и мачтой унесет ветром.
Мы дружно повисли на вантах и штагах, чтобы прижать оба шпора к колодкам и спустить обезумевший грот. Внезапно над головой у нас словно прозвучал выстрел, затем жуткий треск. Судно накренилось, наклонились снасти, за которые мы держались, и я поспешил включить свой фонарик, пытаясь рассмотреть, что произошло там наверху.
Толстая стеньга разлетелась в щепки. Основной обломок болтался перед гротом, грозя распороть остроконечным изломом парус, который бился и метался на ветру, будто воздушный змей, заставляя судно все сильнее крениться на правый борт. Стремительная волна поймала угол паруса и отказывалась его выпустить. Все свободные члены команды объединили свои усилия, чтобы вырвать парусину из хватки океана. Мы приготовились к самому худшему. Обычное судно в таком положении должно было либо вот-вот опрокинуться, либо дать течь.
Но наше судно не было обычным в глазах современного мореплавателя. На таких судах некогда ходили древние шумеры. Нынешние ученые пришли к выводу, что эта конструкция годилась только для рек.
Пользуясь тем, что океан не отпускает наш грот, волна за волной с ревом обрушивались на неуправляемую ладью. Да, тут всякое может произойти, но в любом случае мы получим ответ на один из вопросов, во имя которых затеян эксперимент: каковы мореходные качества такого судна доевропейского типа? Мы для того и вышли в море, чтобы учиться, на собственной шкуре познать, какие лишения, радости и практические проблемы подстерегали шумеров. Вспомнился сухой и теплый клочок суши среди прочно вросших в землю финиковых пальм в Садах Эдема. Стал бы я выходить в плавание, если бы знал наперед, что нас ожидает? Думаю, да, стал бы. Думаю, все мы отдавали себе отчет в том, что, выходя в море на совершенно незнакомом судне, чьи качества неизвестны, надо быть готовыми к трудностям, и к лишениям.
В третий раз вышел я в океан на камышовом судне, но впервые плавание было задумано не как пассивный дрейф по воле стихий. На этот раз мы не могли рассчитывать на то, что некий морской конвейер автоматически доставит нас к месту назначения. Тем не менее опыт плаваний на папирусной ладье египетского типа был для нас большим подспорьем. Судя по всему, древнейшие конструкции шумеров и египтян восходили к общим образцам. Недаром ученые заметили, что старейшая идеограмма для понятия «корабль» в Шумере совпадает со знаком египетских иероглифов, обозначающим понятие «морской»
[1]
. Она изображает серповидное камышовое судно с поперечными найтовами, причем камыш топорщится пучками на носу и на корме. Может быть, первые писцы в обеих странах восприняли элементы некогда общей письменности? Или — еще проще — оба народа унаследовали один тип судна?
Художники эпохи фараонов изобразили папирусные ладьи Древнего Египта настолько подробно, что я смог полностью воспроизвести всю конструкцию, включая такелаж и рулевое устройство, когда строил «Ра I» и «Ра II» для испытания в открытом океане. На месопотамских изображениях таких деталей нет, хотя на хранящейся в Британском музее каменной стеле из царского дворца в Ниневии показана рельефом реалистическая картина боя между ассирийцами и вавилонянами на камышовых судах. И суда были достаточно большие: двойные ряды ассирийских воинов, ворвавшись на палубу, расправляются с противником, выбрасывая мужчин и женщин за борт к рыбам и крабам. Ниневийские рельефы убедительно свидетельствуют о том, что камышовые суда Двуречья строились так же, как папирусные на Ниле.
Преобладающий мотив миниатюрных изображений на цилиндрических печатях Месопотамии — камышовые суда, на которых плавали легендарные герои, освоители новых земель. Эти суда во всем основном тождественны тем, что изображены более подробно в искусстве Ниневии и Египта.
Правда, есть одно существенное отличие. Египетские строители пользовались папирусом. В прошлом папирус рос в изобилии на берегах Нила от истоков до самой дельты. У шумеров не было папируса. Вместо этого болота Месопотамии поставляли им стебли высокого пресноводного камыша
[2]
, который здесь называют берди.
После двух экспериментов с ладьями египетского типа в 1969 и 1970 годах я убедился, что правильно построенное папирусное судно могло пересечь океан. Ладья «Ра I», связанная мастерами из центральноафриканского племени будума, проплыла почти через всю Атлантику, когда начали рваться найтовы. Год спустя на связанной южноамериканскими индейцами племени аймара ладье «Ра II» мы прошли до конца путь от Африки до Америки. Но берди заметно отличается от папируса как по внешнему виду, так и по структуре. И что главное, наука утверждала, будто бы берди жадно впитывает воду. Правда, в наше время только один ученый, финн Армас Салонен, серьезно занимался судами Древней Месопотамии.
В его скрупулезном исследовании разных судов Двуречья почти ничего не сказано про элеп урбати — камышовые ладьи, есть только ссылка на господствующее убеждение, что они быстро пропитывались водой «и после употребления их, несомненно, приходилось вытаскивать на берег для просушки»
[3]
.
То же самое говорят и остальные, весьма немногочисленные, источники по этому предмету. Стало быть, шумерские камышовые суда могли ходить только по рекам.
Но как согласовать современный вердикт с древними текстами и изображениями? Именно этот вопрос и привел меня в гостиницу «Сады Эдема». Я приехал на земли Древнего Шумера, чтобы попытаться разрешить теоретическое противоречие практическим экспериментом. Проверить, как долго сохраняет плавучесть ладья из берди, и попробовать пройти описанными на глиняных плитках маршрутами в Дильмун, Макан, Мелухху и другие таинственные и давно забытые страны.
К древу Адама меня привела чистая случайность. Среди болот и на речных берегах я искал надежное и удобное место для строительства и спуска на воду камышовой ладьи. Ближе к Аравийскому заливу все пригодные участки были заняты современными городами и промышленными предприятиями; выше по течению — свои препятствия: топи, трясины, фиговые плантации, крутые обрывы. И тут представители иракского Министерства информации показали мне свободную лужайку возле Адамова древа и любезно предложили разместить членов экспедиции в гостинице «Сады Эдема». В нескольких минутах хода от гостиницы начинались обширные камышовые заросли, и река позволяла чуть ли не от самой террасы спуститься в открытое море. Лучшего решения не могла бы предложить мне даже лампа Аладдина.
