Понадобились закаленные в горах, железные пальцы Карло, чтобы раскрепить упрямый фал, пока пять или шесть членов команды изо всех сил подтягивали парус, ослабляя натяжение узла, который буквально врезался в деревянные перила мостика. Но вот фал отдай, парус спущен на палубу, Норман заменяет треснувший брусок. Эйч Пи привязался к качающейся стеньге, чтобы тянуть снасти сверху. Парус подняли, повернув под нужным углом, и «Тигрис», подчиняясь рулевым, лег на нужный курс.
Завтракать пришлось стоя, поскольку частые волны так и норовили разбавить нам овсянку брызгами. А одна, особенно резвая поперечная, волна ухитрилась прорваться в просвет между рубками, смыла всю посуду со стола и намочила нас до пояса.
Если замеченная нами рано утром точка впереди и впрямь была дау капитана Саида, то он явно нацелился не на Ормузский пролив, а на аравийский берег южнее пролива. Учитывая западный ветер, мы сейчас находились в идеальной позиции для выхода на пролив. Но нельзя же оставлять Рашада без денег среди незнакомых людей! И мы повернули на юго-восток, в ту сторону, куда ушла дау.
Обстановка была предельно напряженная. Волны так разгулялись, что рулевым надо было в оба глаза следить за каждым гребнем, за каждым порывом переменчивого ветра, чтобы ладья опять не вышла из повиновения. На случай, если кого-нибудь смоет с палубы, за кормой волочился красный спасбуй; не говоря уже о том, что у каждого вокруг пояса был обвязан страховочный леер, и я строго-настрого велел ребятам за пределами плетеных стен наших рубок непременно закреплять его за снасти или надстройки. Откуда-то явилась двухметровая акула и затеяла игру с пляшущим на волнах спасбуем. Первая крупная рыба, встреченная нами в этом районе, если не считать промелькнувшие несколько раз высокие острые плавники, напоминающие плавник меч-рыбы.
В полдень мы впервые после Шатт-эль-Араба вошли в зону ужасающего загрязнения. Скопище тряпок и черных шматков мазута красноречиво говорило о том, что здесь недавно промывал свое чрево танкер. Сверх того, в смолистой жиже плавали и бултыхались банки, бутылки и прочий хлам, а также невероятное количество вымазанных нефтью крепких лесоматериалов: бревна, доски, ящики, решетки, листы фанеры, на одном из которых примостилась желтая ядовитая змея. Мы никогда еще не наблюдали ничего подобного вдали от суши. Уж не случилась ли тут какая-нибудь морская катастрофа? Ни одна из здешних дау по доброй воле не рассталась бы с драгоценными лесоматериалами. С другой стороны, вряд ли дау могла бы взять на борт столько сырой нефти.
С великим трудом избегали мы столкновений с качающимися на волнах, словно торпеды, бревнами и балками. Обломки поменьше нам не удавалось обойти. Впервые я шел на лодке-плоту с такой скоростью. Детлеф определил, что мы развиваем больше четырех узлов.
Ладья то и дело выходила из подчинения, но каждый раз нам удавалось вернуться на прежний курс. Когда парус грозил заполаскать, от рулевого на подветренной стороне мостика требовалось одной рукой поворачивать румпель, а другой выбирать шкоты и брасы, ловя ветер. Руки членов команды были сплошь в пузырях и ссадинах от веревок. Карло и Юрий, на плечи которых ложилась основная тяжесть в борьбе со снастями, с трудом разгибали пальцы.
Мы шли полным ходом вперед, все внимание — снастям и поискам дау; внезапно с рулевого мостика донесся спокойный голос Асбьёрна:
— Поглядите-ка, что это такое? Облако, что ли?
Над нами простиралось голубое небо, но вдоль всего горизонта впереди залегли белые облака. Облака-то облака, по что за чертовщина торчит там выше облаков? Я схватил бинокль, и моему взору отчетливо предстало то, что вызвало недоумение Асбьёрна. В первую минуту я не поверил своим глазам: над облаками парила суша, какой-то призрачный, особый мир. Далеко-далеко, так что нижние склоны казались прозрачными, обрываясь выше облачной пелены, повисла в воздухе скальная гряда. Собственно, мы видели только верхнюю кромку синеватой полосой на фоне голубого неба, притом так высоко, что это казалось фантастикой. Гималаи не входят в наш маршрут. Что это? Оптический обман, мираж?
Навигационная карта не подготовила нас к такому зрелищу, на ней была обозначена только береговая линия, а в остальном вся суша показана сплошь белым цветом. Наше зрение было настроено на равнины Ирака, низменности приливно-отливной зоны, известняковые отмели, и столь великолепная картина психологически застигла нас врасплох. Обратившись к физической карте Омана, мы установили, что упирающийся в Ормузский пролив аравийский кинжал в самом конце круто вздымается на высоту до двух тысяч метров над уровнем моря. Вот эти самые горы мы и увидели теперь прямо по нашему курсу.
Оказалось, что весь мыс — сплошная горная гряда, почти отвесно спадающая к берегу, на которой мы правили.
Детлеф только что определил, что мы идем с рекордной скоростью — около пяти узлов. Однако, видя, что нас ожидает впереди, мы поспешили повернуть рулевые весла, пока не поздно: к такому берегу лучше не приближаться... В своем старании поспевать за дау мы явно забрались на юг дальше, чем нам положено. У Саида мотор, он-то может идти еще южнее в поисках подходящей гавани.
Произведя расчеты с поправкой на ветровой снос, наши штурманы пришли к выводу, что мы слишком отклонились к югу, прямо на Ормузский пролив теперь править уже не сможем, придется все-таки идти к берегу. Но в какой точке можно к нему подходить? И — главная загадка — где тут могла укрыться дау! Машина позволяет ей проникнуть даже в самую хитрую бухточку. Однако на нашей карте не обозначено никаких портов, никаких селений, даже маяков. Ни одного пляжа, ни одной пристани, просто якорь отдать и то негде: высокие скалы обрываются прямо в бурлящую пучину.
По карте единственная зарубочка в береговой линии, где капитан Саид со своими людьми и Рашадом мог найти укрытие и стать на ремонт среди крутых утесов, помещалась у мыса Шаих. Контуры гор в той стороне подсказывали, что моряка там ждет зажатая между скальных стен, отнюдь не гостеприимная бухта. Нам еще предстояло убедиться в верности этой догадки, поскольку надо было миновать Шаих на пути к мысу, обозначающему вход в Ормузский пролив.
До гор еще было далеко, но все же достаточно близко, чтобы мы начали различать грани каменной твердыни, которая, вынырнув из моря, пронизывала облачную пелену. По доброй воле мы не стали бы подходить к таким берегам. Мы уже не обращали внимания на плавающие тут и там обломки и не задумывались над загрязнением — все помыслы направили на то, как спасти свою шкуру. Не в пример любому другому судну, лодка-плот вроде «Тигриса», оседлав волну, ляжет невредимой на пляж или отмель, даже камни и рифы ей не так уж страшны, но отвесные скалы — погибель для всякой конструкции.
По расписанию Норману было пора выходить на связь с береговыми радиостанциями. Мы приготовились доложить о пропаже дау с Рашадом на борту и сообщить наше примерное место перед голыми скалами северо-западного Омана. Нас вызывало Бахрейнское радио, но в хоре заполонивших эфир на этой частоте мощных голосов никто не слышал Нормана. Наше местонахождение осталось для внешнего мира такой же загадкой, как позиция дау для нас и позиция «Тигриса» для капитана Саида.
