«Млехха», или «мелухха», — основатели города, известного нам под названием «Холма Мертвых», — оставили следы, которые на любого производят сильнейшее впечатление. Мохенджо-Даро — памятник векового единства всего человечества, он учит, что нельзя недооценивать ум и возможности других людей, отделенных от нас многими километрами или столетиями. Отнимите у нас наследие, накопленное сотнями поколений, и сравните затем наши способности со способностями создателей Индской цивилизации. Исчисляя ныне возраст человечества миллионами лет, мы начинаем понимать, что к третьему тысячелетию до нашей эры мозг человека был вполне развит. Жители Мохенджо-Даро и их нецивилизованные современники научились бы водить машину, включать телевизор или повязывать галстук с такой же легкостью, с какой усваивает эту премудрость любой современный африканец или европеец. Последние пять тысяч лет эволюции человека мало что прибавили или убавили в его умении рассуждать и изобретать. Вот и выходит, что основатели Мохенджо-Даро либо превзошли все прочие поколения человечества в скорости развития, либо, подобно сменившим их ариям, пришли сюда, уже владея многовековым культурным наследием.
В одном согласны все исследователи: город Мохенджо-Даро был построен по заранее разработанному плану искусными архитекторами, членами высокоорганизованного общества. Тот же принцип планировки затем четыре тысячи лет соблюдался градостроителями Центральной и Западной Азии, но не был ими превзойден. Даже в начале нашего столетия лишь немногие из малых городов достигали столь же высокого уровня строительной культуры.
Первое впечатление, когда приближаешься к этому городу-призраку, сходно с впечатлением от шумерских городов: центральное возвышение с храмом, кругом — лабиринт улиц и руин. Но этот храм — поздней поры. Полтораста веков назад буддисты, к сожалению, разорили макушку первоначального сооружения и воздвигли свое святилище в виде кольцевидной глинобитной стены, ниже которой на террасах расположились монашеские кельи. А исконная конструкция была квадратной и ступенчатой, нечто вроде террасированной пирамиды, приспособленной затем монахами для своих целей.
Ступая между кирпичными степами, кое-где поднимающимися на высоту второго этажа, мы невольно говорили вполголоса, как бы из уважения к святому месту. Мы не увидели ни величественных храмов, ни роскошных дворцов; все говорило об относительном социальном равенстве. Правда, самые крупные здания явно сосредоточились в центральной части, на террасах вокруг высокого святилища, увенчанного развалинами буддийского храма.
Проектировщики ясно представляли себе, каким хотят видеть город: от продолговатой возвышенности в центре расходились параллельные улицы, направленные с севера на юг и с востока на запад. Прямые и широкие, некоторые до десяти метров в ширину, они разделяли город на прямоугольные кварталы длиной около четырехсот, шириной двести-триста метров. Стены из обожженного кирпича были выложены искусными каменщиками. У большинства домов двери и редкие окна обращены в доступные только пешеходам узкие переулки, словно для того, чтобы избежать шума и пыли главных улиц, где, судя по местным произведениям искусства, влекомые парой волов, а то и слонами, катили повозки с грузом строительного материала и различных товаров. Меня особенно поразили свидетельства высоких требований к санитарии. Судя по отсутствию роскошных дворцов, здесь не было одержимого манией величия самодержца, находившего выход своему тщеславию в строительстве; тем не менее дома рядовых горожан были обеспечены совершенной канализацией, и улицы окаймлены крытыми плиткой водостоками с люками, которые позволяли работникам городских коммунальных служб очищать их. У одного такого люка археологи нашли кучу мусора, сохранившуюся до наших дней.
Город располагал водопроводом и большой общественной купальней, возможно предназначенной для очистительных обрядов. Превосходный бассейн длиной двенадцать, шириной семь и глубиной два с половиной метра обложен для водонепроницаемости двойной кирпичной стеной с 2,5-сантиметровой асфальтовой прослойкой, и цементирующим раствором для кирпичей тоже служит асфальт. Рядом с бассейном был выстроен колонный зал — очевидно, для ритуалов — и здание неизвестного назначения, с особо прочными стенами и глухим двориком.
Обилие археологических находок помогает оживить немые развалины. Обитатели города оставили утварь, украшения и изображения из долговечных материалов — от базальта и керамики до бронзы, золота и драгоценных камней. В ходе тщательных раскопок собиралось все, что устояло против разрушительного действия времени. Сюда относятся и красиво декорированные печати с надписями, подобные тем, что дошли до древних торговых партнеров в Двуречье и на островах Файлака и Бахрейн. Письмена пока не прочтены, однако выгравированные на печатях миниатюрные изображения богов, антропоморфных чудовищ и мифических сцен говорят о художественном стиле, о теократическом укладе и космологических представлениях, удивительно близких к тому, что было присуще миру шумеров и, в меньшей степени, древних египтян. Но особенно ярко повествуют о людях и быте той поры изумительно выполненные бронзовые и многочисленные керамические статуэтки. Вот женщина, стоя на коленях, мелет зерно на муку для хлеба... А вот украшенные драгоценными камнями бронзовые танцовщицы... Керамические композиции изображают погонщиков и запряженных в двухколесные повозки волов; в бронзе выполнены чудесные миниатюрные колесницы. Некоторые ритуальные фигурки — например, керамическая птица на двух колесиках — настолько похожи на аналогичные изделия других великих цивилизаций той же эпохи, что это сходство ставит в тупик даже специалистов.
Смотришь на такие фигурки и за различными предметами, найденными среди развалин, видишь живых, думающих людей. Тут и орудия труда крестьянина, и образцы выращенных им плодов, зерна, хлопка; замечательные бронзовые крючки рыбака; изящные бронзовые весы купца с набором кремневых разновесов и аккуратных печатей; керамические шедевры гончара, начиная от красочно расписанных ваз, кончая фигурными сосудами, изображающими птиц, животных, людей; ступы для растирки красок живописца; поделки ювелира — ожерелья, браслеты и иные украшения из золота и драгоценных камней; восхитительные изделия бронзовых дел мастеров, от статуэток до ручных зеркал, изготовленных литьем по выплавляемым моделям. Даже игрок представлен игральными костями, неотличимыми от современных, и клетчатыми досками с набором фигурок. А вот воины оставили мало следов своего пребывания в пределах городской черты; видимо, речь шла о невоинственном обществе, занятом сельским хозяйством и торговлей и уповающем на прочность внешней линии обороны, с крепостями в стратегических точках вдоль побережья.
Скелетные остатки из хараппских погребений не дают однозначного ответа на вопрос о происхождении Индской цивилизации. Ф. А. Хан считает, что в захоронениях представлены четыре физико-антропологических типа. По его мнению, в населении Хараппы преобладала средиземноморская раса — люди невысокого роста, с удлиненным черепом, узкой, выступающей спинкой носа и длинным лицом. Были и другие — длинноголовые, более рослые и плечистые. Третий тип — короткоголовые, четвертый — типичные монголоиды
[37]
.
