«До недавних пор было принято считать Индскую цивилизацию сухопутной... Однако исследования последних лет позволили обнаружить следы хараппских портов, которые говорят о приморском характере Индской цивилизации и об оживленной морской торговле между народами долины Инда и шумерами на рубеже третьего-второго тысячелетий до нашей эры... Во втором тысячелетии до нашей эры все побережье Кача, Катхиявара и Южного Гуджарата на протяжении 1400 километров было усеяно хараппскими портами. Некоторые порты возникли еще в третьем тысячелетии... Из форпостов хараппской культуры внутри страны древнее всего Лотхал... Крупнейшее хараппское сооружение из обожженного кирпича — раскопанный на восточной окраине Лотхала док для причаливания судов и обработки грузов»
[39]
.
Этот древний порт с огромным кирпичным доком, пожалуй, самое многозначительное из открытий, связанных с Индской цивилизацией. Он построен около 2300 года до нашей эры и представляет собой обширную выемку, облицованную толстым слоем обожженного кирпича. Сохранились части этой кладки высотой 3,3 метра; ее подпирала пристань из глинобитного кирпича шириной от 13 до 20 метров. Вода подавалась через впускное отверстие, и уровень ее регулировался водосливом. Общая длина бассейна около 215 метров, ширина около 37 метров; он позволял шлюзовать суда длиной 18—20 и шириной 4—6 метров, то есть несколько больше «Тигриса». Указывая, что входные ворота шириной 12,21 метра могли одновременно пропускать по два корабля, Рао заключает:
«О высоком уровне строительного искусства, достигнутом людьми Лотхала, говорит остроумный способ, при помощи которого они регулировали поступление воды в док во время прилива и отлива. В отлив нужный уровень воды для судов в бассейне обеспечивали опуская затвор в вертикальных щелях в стенках водослива. Во время прилива избыток воды сбрасывали, поднимая затвор. Ни в одном другом порту начала или конца бронзового века не обнаружено искусственного дока с такого рода шлюзовым устройством. Да и в самой Индии гидростроительство после хараппского периода уже не прогрессировало».
Чем был Лотхал для Индской империи? Рао показывает, что с плодородных полей в глубине страны в его амбары доставлялись рис, хлопок, пшеница. Кроме того, здесь были мастерские, где изготовляли бусы, обрабатывали слоновую кость. Сердолик для бус привозили из внутренних областей; находки бивней и скелетных костей свидетельствуют о том, что слонов держали в самом Лот-хале. Рао пишет, что через Лотхал вывозились главным образом слоновая кость, бусы из сердолика и мыльного камня, раковинные инкрустации, возможно, хлопок и изделия из хлопка. Наличие столь крупного порта дает все основания отождествлять Индскую цивилизацию с Мелуххой, откуда в Двуречье прямо или через Бахрейн поступали сердоликовые бусы, слоновая кость и стеатит. Рао нашел также терракотовую голову «бородатого мужчины с шумерскими чертами», которую считает свидетельством связей с западом, а в доме купца на базарной улице Лотхала раскопал «восемь золотых подвесок, аналогичных тем, что обнаружены в царской гробнице в Уре». Все это, считает он, придает особый вес восемнадцати индским печатям, найденным в Уре, и тем, что обнаружены в Сусе, Кише, Тель-Асмаре, Хаме, Лагаше и Тепе-Гавра. Им найдена в Лотхале круглая стеатитовая печать, несколько отличная от индских и шумерских, зато почти тождественная печатям, раскопанным датчанами в дильмунском ярусе на Бахрейне. В посвященной этой «печати Персидского залива» статье Рао связывает ее с многочисленными индскими печатями и другими изделиями, появление которых в Двуречье, по его словам, можно объяснить только «процветающей торговлей с активным участием купцов из Индии и области Персидского залива. Употребление в разных областях печатей специфического вида говорит о наличии посредников, которые вели учет, оформляли контракты и пересылали опечатанный груз. Главными центрами были юг Двуречья, Персидский залив и западное побережье Индии от долины Инда до Камбейского залива»
[40]
.
В Лотхале раскопаны также грубо выполненные из терракоты маленькие модели судов, как килевых, так и плоскодонных. Вероятно, речь идет о талисманах или жертвоприношениях по обету; именно такую роль играли столь часто встречаемые при раскопках в Двуречье модели лодок из терракоты, асфальта, серебра. По символическим, очень приблизительным керамическим моделям нельзя судить о подлинных размерах и деталях конструкции мореходного торгового судна. Настоящие корабли строились не из глины, а из не столь долговечного плавучего материала, но замечательные портовые сооружения и печать с далекого острова говорят о том, что лотхальские купцы явно располагали судами, пригодными для дальних плаваний.
Поскольку мы пришли в бывшую область Индской цивилизации на шумерского типа судне из берди и по пути убедились, что связанные из жгутов лодки дожили до наших дней и в Дильмуне, и в Макане, наверно, нам больше, чем кому-либо из посещающих Мохенджо-Даро, было интересно, какими судами располагали индские мореплаватели. И, словно по заказу, один из жителей древнего города оставил печать, кусок долговечного камня, содержащий как раз то, что нам было нужно. Как ни мал этот предмет, он заполняет огромный пробел в мозаике, в которой мы пытались разобраться при помощи эксперимента с «Тигрисом». Я видел в крупнейших музеях Азии, Европы и Америки вещи, раскопанные в долине Инда, но самый большой сюрприз ожидал меня здесь, в маленькой экспозиции у подножия холма Мохенджо-Даро.
— Тут есть корабль!
Я с восхищением рассматривал каменную фигурку с глазами-раковинами, подобную месопотамским, когда Тору дернул меня за рукав и подвел к следующей витрине. Нагнувшись и плюща нос о стекло, я уставился на лежащий в ней экспонат. Маленькая желтоватая печать, прямоугольный кусок стеатита размером с мой большой палец. На ярлыке надпись: «Печать с плавучим домом». На гладкой плоскости стеатита и в самом деле выгравировано судно. Камень разломался пополам, но нашедший его человек тщательно склеил половинки вместе. В качестве символа для своей печати первоначальный владелец избрал корабль, мореходный ма-гур с характерными серповидными обводами, позволяющими легко переваливать через океанские валы. Отчетливо показана типичная для камышового судна поперечная вязка, двойные рулевые весла на корме, рубка на палубе между двумя мачтами. Обе мачты явно двуногие; на одной из них хорошо видны перекладины вроде тех, которые мы скопировали с египетских изображений, когда строили «Ра» и «Тигрис».
Сомневаюсь, чтобы безыскусные царапины на кусочке камня когда-либо так волновали мореплавателей, как взволновала нас принадлежавшая торговцу или моряку реликвия, которая пролежала тысячи лет в мусорных кучах Мохенджо-Даро. Мы сгрудились вокруг витрины, и, надо думать, творцу этого изображения не приходило в голову, что каждая вырезанная им борозда будет изучаться с таким вниманием и жаром.
Значение этой находки задолго до нас оценил сделавший ее Эрнест Маккей. Вот что он писал в своем отчете:
