Похоже, Эмма не замечала отдельные части тела Джереми, которые торчали из-под одеяла.
— В общем, старушка, мы с ним назюзюкались, — призналась она, поворачиваясь ко мне спиной и расстегивая лифчик. — А потом он провел меня в свой кабинет и остаток ночи втолковывал мне такие вещи про женскую анатомию, о которых я даже не подозревала. Я просто обалдела!
— Эмма! — пропищала я. — Не разоблачайся дальше!
— В каком смысле? — возмущенно спросила она. — Я же просто рассказываю, чем мы занимались с Эшли. Заметь, я даже не возмущаюсь, что ты устроилась в моей комнате.
— Эмма, я не то имею в виду, — медленно, тщательно подбирая слова, выговорила я. — Не снимай трусы! И надень халат. Поверь, мне не терпится услышать про твои похождения, но я хочу тебе кое-что напомнить. Ты не забыла, что домой я поехала не одна? Что мой старый друг предложил меня подбросить?
— Ах да, конечно, — закивала Эмма, непристойно ухмыляясь. — Совсем из головы вылетело. Ну так что, Эли Хар-рис, куда он тебя завез на своем «рено»? Я вас видела из окна. Кстати, он сам выбрал такую нелепую машину? Или он какой-нибудь коммивояжер? — Она состроила гримасу. — Одевается он, между прочим, как павлин.
В эту минуту Джереми осторожно высунул голову из-под одеяла и промямлил:
— Здравствуйте.
Эмма истошно завизжала и прижала к груди ночную рубашку.
— С тобой мужчина!
— Именно это я и пыталась тебе втолковать, — терпеливо сказала я. — Между прочим, я оставила тебе записку на кухонном столе.
— Ты бы еще в почтовом ящике ее оставила! — фыркнула Эмма. — Как, по-твоему, я могла ее найти?
— Как правило, по возвращении домой ты первым делом заходишь на кухню, — напомнила я.
— Да, но сегодня у меня уже глаза слипались. Господи, стыд какой! — Она набросила на плечи халат. — А почему ты привела его именно сюда? У тебя извращение, что ли, такое — трахаться в чужих постелях?
Я сделала страшные глаза, в то время как Джереми, лежа под одеялом, лихорадочно натягивал носки. А в тот миг, когда Эмма, выбранив меня за перепачканные простыни, наконец заметила исчезновение своего драгоценного ночника. Джереми выбрался из-под одеяла и встал.
— Мне пора идти, Эли, — сказал он и, стараясь не смотреть на полуголую Эмму, прошмыгнул в прихожую. Вскоре оттуда послышался возглас: — Эли, я тебе позвоню!
Хлопнула входная дверь. И вот тогда Эмма воззрилась на меня с недоумением.
— Что это с ним? — С невинным видом осведомилась она. — Почему он сбежал?
— Наверное, твой прием не показался ему достаточно гостеприимным, — огрызнулась я, затем добавила: — Послушай, Эмма, ты, конечно, извини, что я воспользовалась твоей постелью без спроса, но теперь мы квиты. Помнишь, как ты вернулась домой пьяная в стельку и надула в постель? Тогда ты поступила примерно так же. А нам пришлось спать у тебя, потому что у Джереми жуткая аллергия на кошачью шерсть, а Пушистик опять валялся на моей кровати. Но ты тоже хороша! Неужели, увидев, чем мы занимаемся, не могла отлучиться на полчасика?
— Это не мои проблемы, — отрезала она.
— Эмма! — Я налетела на нее как разъяренная львица. — Ты ведь его спугнула, стерва этакая! Что ты трепала про его машину и про павлина?
— Я пошутила. Не волнуйся, он обещал позвонить тебе.
И тут мне показалось, что на меня обрушился потолок.
— Господи милосердный! — взвыла я. — Он ведь не знает моего номера!
— Как?! — воскликнула Эмма. — Боже, до чего же ты безмозглая!
Мы кинулись к окну. Эмма, опередив меня, закричала что было мочи:
— Эй, вы, я не хотела вас обидеть! Я просто приревновала. У вас обалденная машина, а у моих мужиков даже мотоцикла нет! И за ночник я не сержусь!
Но Джереми то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит ее воплей. Через мгновение желтый «рено» скрылся за углом и пропал из моей жизни. Я была безутешна.
— Как ты могла? — только и спросила я, осуждающе глядя на бывшую лучшую подругу.
— Ничего страшного, — бойко прощебетала Эмма. — Он вернется, вот увидишь. Дом он твой теперь знает.
— Но ведь… — Я замялась. — Он без приглашения не сможет прийти! Это же неприлично.
— Сможет, если захочет, — отрезала Эмма.
— А вдруг не захочет? — простонала я. — Почему он номер моего телефона не попросил? О, Эмма, как ты могла быть такой бессердечной?
— Если он такой обидчивый, то ты мне еще потом спасибо скажешь, — рассудила Эмма, придирчиво осмотрев постель. Затем опустилась на четвереньки и принялась собирать осколки ночника.
— Это просто бессовестно с твоей стороны! — взвыла я и снова плюхнулась на ее кровать, обливаясь горючими слезами.
— Да брось ты, Эли, — уговаривала меня подруга. — Когда вернется домой, он и не вспомнит про мои шуточки. Филип Оллард два года за мной бегал, хотя я и обзывала его Локатором за торчащие уши.
— Тебе тогда было всего двенадцать, — возразила я. — А Оллард покончил жизнь самоубийством.
— Да, и, разумеется, из-за меня! — вскинулась Эмма. — Послушай, Эли, имей же совесть. Считай, что ты только разожгла его любопытство. В конце концов, не сможет ведь он тебя бросить, так и не узнав, чего лишится?
— Он уже узнал, — со вздохом призналась я.
Эмма оторопела.
— Как, ты ему… дала!
Я молча кивнула.
— Черт побери, Эли, ну и дела! С первого раза?
— Он мой старый друг.
Эмма прищурилась.
— Постой-ка, Эли, — спросила она. — Не тот ли это Джереми, о котором мы вчера болтали? В ресторане?
— Тот самый, — ответила я. — Джереми Бакстер.
И вдруг Эмма разразилась смехом.
— Вы ведь дразнили его Прыщавым! — напомнила она, давясь от хохота.
— Ну и что? — с вызовом спросила я. — Сама видишь, сейчас прыщей нет. Да и вообще, Эмма, я просто не понимаю, о чем ты говоришь. Ты все погубила. Разрушила мое счастье. Возможно, я никогда больше его не увижу.
Эмма вздохнула с притворным сочувствием.
— Кто знает, может, это и к лучшему, — сказала она.
— Как бы то ни было, — заявила я, вылезая из постели и облачаясь в халат, — пойду приму ванну.
Запершись в ванной, я едва успела погрузиться в теплую воду с душистой пеной, как зазвонил телефон. Вдруг случилось невозможное и звонят мне? Торопясь выскочить, я поскользнулась и пребольно подвернула лодыжку.
— Приветик! Как дела? — услышала я кокетливый голос Эммы из гостиной.
