Бармен отложил полотенце, которым протирал стойку, а заодно и бокалы, отступил чуть назад, наверное, чтобы не упустить ни одной детали будущего представления, в успехе которого он не сомневался, и сложил руки на груди. Похоже, он собирался наблюдать за происходящим, как из первого ряда партера.
Блондин шевельнул пальцами, и его люди начали разворачиваться полукругом, охватывая пятерых русских в форме. Полубой подался вперед, надо было срочно вмешиваться. Пятеро против двух десятков — опасное сочетание, может просто не хватить глаз, и прежде чем встрянут остальные, боцман (за своих Касьян опасался меньше) вполне может словить что-то вроде вчерашнего стилета. Но первым «сработал» лейтенант… Шлюха, которую клеил Старгородский, вскочила из-за стола, отпихнула его и устремилась к выходу. На лице лейтенанта отразилась горькая обида. Он огляделся, будто недоумевая, кого так испугалась его подруга, и остановил взгляд на блондине.
— Ой! Это кто же к нам пожаловал? — спросил Старгородский, ни к кому персонально не обращаясь. Он качнул шеей, будто разминал позвонки, двумя пальцами взялся за отвороты куртки и сделал вид, будто поправляет ее на плечах, чтобы она не мешала движениям. Выпятив брюшко (похоже он даже что-то туда подложил, чтобы выглядеть менее опасным) и неприятно цыкая зубом, лейтенант направился к блондину, слегка повиливая бедрами.
Опанасенко поднялся с места, не выпуская из левой руки кружку с остатками пива. Он встретился взглядом с Полубоем и перевел глаза на татуированного верзилу. Касьян едва заметно кивнул. Еще в модуле он попросил боцмана показать того, кто ударил стилетом старшину — прощать такое было нельзя.
Вперед выскочил вертлявый с фингалом.
— Ты, мужик, привянь. Не с тебя сегодня спрос! — рявкнул он, пытаясь придать голосу угрожающие интонации.
Получилось не очень — визгливые нотки пробились сквозь нарочитый баритон. Блондин наклонил голову, исподлобья разглядывая лейтенанта.
— Что-то я тебя раньше здесь не встречал, — заявил он.
— Вот и познакомимся, — ласковым голосом ответил Старгородский, — ты зачем же мою женщину напугал? — Лейтенант вдруг побагровел, закатил глаза и заорал, что было сил: — Клещ протравленный?!! Требуху вырву!!!
Блондин отпрянул от неожиданности, затем быстро сунул руку под плащ. Вертлявый заорал фальцетом, подскакивая к Опанасенко, и боцман, не долго думая, наотмашь огрел его кружкой. Взбрыкнув ногами, вертлявый рухнул на пол.
Стоявшие до сих пор без движения громилы бросились на Опанасенко, однако их встретили десантники в морской форме, мгновенно прикрывшие боцмана.
В руке блондина появилась короткая стальная плеть с телескопическими сегментами. Коротко размахнувшись, он обрушил ее на лейтенанта. Старгородский рывком убрал корпус с траектории удара, схватил блондина за кисть, дернул на себя и боднул головой в лицо. Встречный удар отбросил блондина назад. Он взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и Старгородский врезал ему ребром ладони по открывшемуся горлу, тут же добавив с левой под вздох.
Верзила в жилетке скользнул к лейтенанту, и Полубой увидел в его руке тонкое длинное жало стилета.
Бармен моргнул — ему показалось, что здоровяк в полувоенной куртке на мгновение пропал из глаз и проявился уже рядом с татуированным.
Полубой перехватил руку с зажатым стилетом и развернул верзилу лицом к себе. Глаза у того были пустые, лицо спокойное, будто он делал привычную для себя работу. Касьян медленно сжал кулак, чувствуя, как плющатся в руке чужие пальцы. В пустых глазах плеснулся страх, потом боль. Верзила попытался левой рукой ударить Касьяна в промежность, но тот перехватил и вторую руку. Хрустнули фаланги пальцев, и верзила заорал, обдавая Полубоя вонью изо рта. Касьян медленно согнул руку со стилетом, развернул по направлению к его обладателю и резко ударил в живот. Верзила выпучил глаза. Полубой рванул стилет вверх, приподнимая дергающееся тело, захватил левой рукой жилетку и, резко развернувшись, швырнул труп в сторону набегающих от двери бандитов.
Это задержало их лишь на мгновение, но заминка стоила им дорого — с флангов в них врезались переодетые в гражданку десантники, а спереди Полубой методично выбивал мощными ударами то одного, то другого. Сейчас он был в своей стихии, и не хватало лишь привычной тяжести проверенного клинка с келимитовым напылением в руке. Впрочем, клинок вполне заменила металлическая ножка табурета, который он прихватил от стойки. Табурет развалился после второго удара, но оставшаяся в руке увесистая труба была даже удобнее. Что-то ударило в затылок Касьяну, за шиворот потекла резко пахнувшая сивухой жидкость. Полубой оглянулся. Бармен, запустивший в него бутылку, уже размахнулся, чтобы повторить бросок.
Полубой кистевым движением метнул свое оружие, попав бармену точно в лоб. Закатив глаза, тот рухнул под стойку.
— Бармена мне оставь, Касьян Матвеич! — услышал Полубой отчаянный крик Опанасенко.
Драка уже разбилась на отдельные очаги, которые десантники умело локализовали, пресекая попытки сопротивления в зародыше — Полубой еще на корабле проинструктировал всех не увлекаться эффектными приемами, а вырубать противника как можно быстрее. В условиях, когда численное превосходство было не на стороне морских пехотинцев, к тому же в тесноте ограниченного пространства, такая тактика была предпочтительней.
Бар был разгромлен — в горячке драки Касьян не заметил, как уютное помещение превратилось в руины, усеянные обломками мебели и стонущими, а то и неподвижными, как куклы, телами. Под ногами хрустели осколки световых панелей, крутящаяся дверь была выбита вместе с косяком, столы и стулья превратились в щепки.
— Полиция, алло, полиция! — надрывался в настенный коммуникатор выползший из-под стойки бармен.
Полубой перемахнул через стойку и с лета треснул его кулаком по бритому загривку. Бармен со звоном впечатался в коммуникатор и сполз по стене на пол.
Касьян оглядел бар. В темном из-за разбитых световых панелей углу Умаров лениво лупил двух уродов, еще пытающих шевелиться. Впрочем, все шевеление заключалось в том, что они норовили подняться на ноги и увернуться от кулаков сержанта.
Страгородский от голограммы к голограмме, таская блондина за шиворот и поясной ремень штанов, колол картинки головой верзилы, с удалым гиканьем придавая ему ускорение. Остальные пехотинцы деловито крушили оставшуюся мебель и выбрасывали через сорванную с петель дверь бесчувственные тела.
Боцман Опанасенко заглянул за стойку и с обидой посмотрел на Полубоя.
— Господин майор, просил ведь бармена мне оставить.
— Ну не получилось, — развел руками Касьян, — извини, Гаврила Афанасьевич. Он полицию хотел вызвать, а нам это совсем ни к чему.
Да, теперь, пожалуй, за один день бар в порядок не приведут — ремонт потребуется капитальный. Нужна была завершающая акция, последний штрих, так сказать! Полубой заметил кран разлива пива, поднимающийся прямо из пола. Он открыл вентиль и наклонился, ловя губами тугую пенную струю. Пиво приятно охладило. Утолив жажду, Полубой ухватился за кран и рванул на себя. Паркет под ногами затрещал — пиво подавалось откуда-то снизу, из подвала. Касьян крякнул, взялся покрепче и с усилием потянул сверкающий медью кран, отступая назад. Труба пивопровода, выламывая паркет, потянулась за ним. Выдернув около трех метров, Полубой согнул трубу дугой, потом, медленно, будто работая на публику, завязал в узел и удовлетворенно выдохнул.
