Резиденция императора была хорошо видна под ярким зимним солнцем. Это было здание, выстроенное буквой П среди соснового леса. Крылья обрамляли парадный подъезд, круглый фонтан с заснеженными наядами казался замерзшим прудом с застывшими во льду русалками. За зданием просматривались хозяйственные постройки, конюшня и псарня — осенью здесь проводились знаменитые на все обитаемые миры псовые охоты.
Глидер плавно и медленно проскользил между коричнево-золотых стволов сосен и мягко опустился на парковочную площадку. Водитель остался сидеть на месте — выходить из машины он не имел права.
Леонидов выбрался первым, запрокинул лицо, подставляя его кружащимся снежинкам, поднятым выхлопом глидера. Бергер хмурился, осматриваясь — он был в загородной резиденции впервые.
— Прошу, господа, — полковник в кавалерийской шинели, невесть откуда взявшийся возле глидера, повел рукой в сторону широких ступеней парадного входа.
Бергер пропустил вперед Леонидова и пошел за ним, отставая на полшага.
Шинели у них принял пожилой швейцар с седыми гренадерскими усами, после чего полковник вновь предложил следовать за собой. Шаги, печатаемые офицерами по наборному паркету, гулко отдавались в огромной зале. Высокие окна под потолок добавляли света и пространства, золотая лепнина добавляла величия, даже помпезности, которую несколько смягчали картины известных мастеров на стенах.
Не часто одевая офицерскую форму, Бергер ощущал себя в присутствии полковника, на котором китель сидел, будто тот родился в нем, довольно неуверенно и завидовал Леонидову, который даже не пытался скрыть, что форму носить не умеет. Китель сидел на нем мешковато, кортик сползал на живот, и даже генеральские погоны, казалось, были пришиты кривовато.
По широкой лестнице, укрытой ковровой дорожкой, они поднялись на второй этаж, повернули направо и оказались перед белой с золотом дверью. Полковник отворил дверь, пропустил офицеров вперед, вошел следом и указал на диван возле окна.
— Прошу, господа, его величество сейчас вас примет. Он прошел к следующей двери, за которой, по-видимому, находился кабинет государя, и исчез за ней.
Как ни странно, Бергер уже успокоился. В самом деле, докладную записку он писал, обдумывая не то что каждое предложение, а каждое слово, после чего ее еще редактировал Леонидов. Даже если государь не согласится с их предложениями, это будет означать только то, что предложения эти плохо обоснованы. Все-таки действия властей могли вызвать недовольство подданных, а этого не случалось уже лет двести.
Дверь распахнулась, полковник вышел и придержал створку.
— Прошу, господа.
Леонидов и Бергер вошли в кабинет и замерли у порога. Дверь без звука закрылась за их спинами. Кабинет был большим, можно сказать — огромным. Всю середину его занимал стол, в полированной поверхности которого отражались высокие окна и книжные шкафы у дальней стены. Справа посередине стены помещался камин, соответствующий размерам кабинета. Перед ним стоял небольшой инкрустированный столик, окруженный пятью венскими стульями с гнутыми спинками и темно-зелеными парчовыми сиденьями, прошитыми золотыми узорами. На спинках стульев золотом был вышит герб царствующей династии, такой же вензель был выложен на инкрустированной поверхности столика.
Бергер покосился на Леонидова. Тот стоял, глядя прямо перед собой, вытянувшись, как на параде, и казалось, военная форма внезапно легла на его фигуру как положено и сидела как влитая. Не смея нарушить молчание, Бергер ожидал, когда государь их заметит. Государь был занят. В накинутой на плечи шинели Изюмского гусарского полка, чьим полковником являлся с рождения, император стоял у распахнутого окна и кормил белок, подсыпая из ладони орешки на широкий подоконник.
Наконец, высыпав последние орехи и потерев друг о дружку ладони, император закрыл окно и обернулся.
— Здравствуйте, господа. Что же вы в дверях застыли. Прошу, прошу. — Его Величество указал на столик возле камина.
Печатая шаг, Леонидов и Бергер подошли к столу и замерли, ожидая, когда государь приблизится. Придерживая на плечах шинель, император подошел к камину, поправил тлевшие поленья и присел на стул, нетерпеливо поведя рукой.
— Присаживайтесь, господа.
Несмотря на возраст, а император был старше Бергера чуть ли не в четыре раза, он держался прямо и сохранил великолепную осанку. Седые пряди густо вплелись в волосы, но если бы не седая бородка и морщины на спокойном лице, ему вряд ли можно было дать его годы.
Пожалуй, еще глаза выдавали, что император уже не молод — они были прозрачны той бесцветностью, которая отличает глаза стариков.
— А я, знаете ли, белочек подкармливаю, — сообщил император, запахивая на груди шинель, — и приходится ждать, пока не поедят. Синички налетают, и если я отойду — все своруют, шельмецы.
Бергер с трудом понимал, о чем говорит его величество, — в докладной он излагал выводы, согласно которым империи, да и всему человечеству грозила смертельная опасность, а тут — белочки! Синички!
— Вы знаете, господа, что я пригласил также Григория Даниловича и Василия Тарасовича, но они подойдут немного позже, а пока мне хотелось бы обсудить кое-что с вами тет-а-тет. Прежде всего: к каким выводам пришло следствие по делу генерала Амбарцумяна?
— Ваше величество интересует официальная версия? — осведомился, вставая, Леонидов.
— Все версии, какие существуют. Присаживайтесь, Анатолий Остапович, мне неудобно, когда приходится задирать голову, чтобы посмотреть в лицо собеседнику.
— Официальная версия такова: неожиданное смещение силового купола, вследствие тектонической активности. Это объясняет гибель охраны…
— Но не объясняет того, что случилось с генералом.
— Совершенно верно, ваше величество, но в официальном сообщении будет сказано, что генерал Амбарцумян во время катаклизма принимал сеанс оздоравливающего облучения, и вышедшая из строя аппаратура дала неуправляемый импульс в мозг генерала.
Император слегка откинул голову и на минуту прикрыл глаза.
— Что ж, пожалуй, это подойдет. Хорошо, а неофициальная версия?
— Мы по-прежнему полагаем, что имеем дело с диверсией, проведенной инопланетным существом.
— На чем основана ваша уверенность?
— Первое: отсутствие следов как вокруг дома, так и внутри него; второе: самоубийство охраны; третье: уничтожение записи как в доме, так и в дублирующей системе, и четвертое: снимок, который удалось получить.
— Вы имеете в виду неясную тень на гардинах в спальне бедняги Лмбарцумяна? Полноте, Анатолий Остапович, что там можно различить? Это могло быть что угодно.
— Ваше величество, — Леонидов заволновался и вскочил со стула, — принимая во внимание информацию, с которой мы вас ознакомили, этому есть только одно объяснение. Мы считаем, что нам оставили своеобразную визитную карточку.
