Миллер, Стоун и Митчелл совершают ту же ошибку, приводя в книге расшифровку разговора, записанного итальянской разведкой в августе 2001 года. Разговор происходил между двумя членами «Аль-Каиды»: Абделем Кадером Эс Сайедом и человеком, известным как аль-Хилал. По мнению авторов, это еще одно свидетельство, «указывающее на теракты 11 сентября»:
— Я изучаю самолеты, — сообщает аль-Хилал Эс Сайеду. — Если Богу будет угодно, надеюсь, на следующую встречу я смогу принести иллюминатор или другую часть самолета.
— А что, будет джихад? — спрашивает Эс Сайед.
— В будущем. Слушай новости и помни эти слова: «Высоко», — отвечает аль-Хилал.
Сайед думает, что собеседник говорит об операции в его родном Йемене, но аль-Хилал поправляет:
— Неожиданная атака будет произведена из другой страны, ты никогда ее не забудешь.
Мгновением позже аль-Хилал описывает замысел:
— Это нечто, вселяющее страх, простирающееся с юга на север и с востока на запад. Человек, которому принадлежит эта идея, сумасшедший, но он гений. Он повергнет их в ужас.
Сегодня кажется, что этот провокационный разговор указывает на 11 сентября. Но в каком смысле его можно считать «предсказанием»? В нем не упоминается ни место, ни время, ни метод, ни цель. Из него явствует лишь факт существования террористов, планирующих нечто, в чем будет задействован самолет, — что никоим образом, и об этом следует помнить, не отличает их от любых других террористов последних 30 лет.
В реальном мире разведданные неизбежно отличаются неопределенностью. В информации о намерениях врага обычно недостает подробностей. А информация, изобилующая деталями, обычно не раскрывает намерений. В апреле 1941 года союзные войска узнали, что Германия передвинула огромную часть своей армии к границе с СССР. Разведывательные данные не подлежали сомнению: войска можно было видеть и сосчитать. Но что означали эти перемещения? Черчилль пришел к выводу, что Гитлер собирается напасть на Советский Союз. Сталин полагал, что Гитлер всерьез планирует нападение, но только в том случае, если Советский Союз не выполнит условия ультиматума Германии. Британский министр иностранных дел Энтони Идеи считал, что Гитлер блефует в надежде добиться от России дальнейших уступок. Британская разведка полагала — по крайней мере поначалу, — что Гитлер всего лишь хочет укрепить восточные границы на случай нападения со стороны Советского Союза. Прояснить значение полученной информации могла только еще одна порция информации — такой, как, например, телефонный разговор между аль-Хилалом и Эс Сайедом, — в которой речь шла бы о намерениях Германии. Точно так же телефонному сообщению аль-Хилала определенность могли бы придать разведданные — такие же подробные, как данные о перемещениях немецких войск, имевшиеся в распоряжении союзников. Однако разведывательным службам редко выпадает счастье получить информацию обоих видов. И их аналитики не умеют читать мысли. Это умение люди обретают только при ретроспективном взгляде на события.
В «Ячейке» говорится о том, что в последние месяцы перед 11 сентября Вашингтон пребывал в тревоге:
«Резкий всплеск телефонных переговоров между предполагаемыми членами "Аль-Каиды" в начале лета [2001], а также признания арестованного члена "Аль-Каиды", который решил сотрудничать с правительством, убедили следователей в том, что бен Ладен планировал важную операцию — в одном из перехваченных сообщений говорилось о событии "наподобие Хиросимы" — и планировал ее в ближайшем будущем. На протяжении лета ЦРУ неоднократно предупреждало Белый дом о неминуемых терактах».
Тот факт, что эти опасения не помогли предупредить случившееся 11 сентября, не говорит о плохой работе разведывательных служб. Он свидетельствует о недостатках разведданных.
4
В начале 1970-х годов профессор психологии из Стэнфордского университета Дэвид Розенхан собрал группу, в которую вошли художник, аспирант, педиатр, психиатр, домохозяйка и три психолога. Им было дано задание: под вымышленными именами обратиться в различные больницы с жалобами на слуховые галлюцинации. Согласно указаниям, им нужно было говорить, что незнакомые голоса произносят такие слова, как «пустой», «глухой» и «полый». Во всем остальном псевдопациенты должны были отвечать на вопросы как можно правдивее, вести себя естественно и при любой возможности сообщать персоналу больницы, что голоса пропали и других симптомов у них не имеется. Все восемь пациентов были госпитализированы в среднем на 19 дней. Одного продержали почти два месяца. Розенхан хотел выяснить, раскроют ли врачи этот обман. Обман так и не раскрылся.
Эксперимент Розенхана отчасти объясняет, в чем заключается классическая проблема разведданных. Имелся сигнал (человек, находящийся в здравом рассудке), погребенный под лавиной противоречивых и сбивающих с толку данных (психиатрическая больница), и имелись аналитики разведданных (врачи), которых попросили сложить в общую картину фрагменты головоломки — и они не сумели это сделать. В течение всего пребывания в больнице восемь псевдопациентов получили в общей сложности 2100 таблеток. Они проходили психиатрическое освидетельствование, по результатам которого составлялись серьезные и умные отчеты с описанием их патологий. По просьбе Розенхана участники описывали методы лечения, и это тоже сочли проявлением патологии. «Пациент страдает графоманией» — такую зловещую запись сделала одна из медсестер. Причисленные к больным при поступлении в больницу, эти люди так и не смогли опровергнуть поставленный диагноз. «Нервничаете?» — участливо поинтересовалась медсестра у одного из участников эксперимента, когда тот проходил по коридору. «Нет, — поправил ее тот, — скучаю».
Решение этой проблемы кажется вполне очевидным. Врачи и медсестры должны допускать вероятность периодического попадания в психиатрические клиники нормальных, здоровых людей. Поэтому Розенхан предупредил сотрудников одной больницы, располагавшей собственной исследовательской и учебной базой, что на протяжении последующих трех месяцев пришлет к ним одного или нескольких псевдопациентов. В ходе этого эксперимента из 193 пациентов, принятых в течение трех месяцев, 41 человек был сочтен здоровым по крайней мере одним сотрудником больницы. Но врачи снова ошиблись. Розенхан вообще не отправлял туда ни одного человека. В попытках разрешить одну информационную проблему — гипердиагностику, сотрудники больниц создали новую проблему — гиподиагностику. Это второе и, вероятно, более серьезное последствие ползучего детерминизма: в стремлении исправить то, что представляется нам проблемами прошлого, мы только порождаем новые проблемы в будущем.
Перл-Харбор, к примеру, многие сочли организационным провалом. Соединенные Штаты получили достаточно данных, чтобы предвидеть нападение Японии, однако все эти сигналы хаотично поступали в различные разведывательные службы. Армия и флот не контактировали друг с другом, а только и делали, что спорили и соперничали. Отчасти это объясняет создание в 1947 году Центрального разведывательного управления. В его задачу входили сбор и обработка разведывательных данных в одном месте. Через 20 лет после Перл-Харбора Соединенные Штаты пережили еще один провал такого рода в заливе Кочинос: администрация Кеннеди сильно недооценила боеготовность кубинцев и степень их приверженности Фиделю Кастро. Однако на сей раз диагноз был иным. По заключению Ирвинга Джениса, сделанному им в известном исследовании на тему так называемого «группового мышления», причина фиаско в заливе Кочинос коренилась в том, что операция планировалась небольшой замкнутой группой. Тесная сплоченность не оставляла места благотворному влиянию споров и соперничества. Централизация превратилась в проблему. Один из наиболее влиятельных социологов послевоенной эпохи Гарольд Виленски превозносил политику «конструктивной конкуренции», проводившуюся Франклином Рузвельтом. По его мнению, именно благодаря ей Рузвельт обладал внушительными объемами данных, позволивших ему вести борьбу с Великой депрессией. В своей классической работе 1967 года «Организационное мышление» (Organizational Intelligence) Виленски писал:
