«Рузвельт нередко использовал информацию, полученную от одного анонимного источника, для проверки другого, заставляя обоих постоянно находится в состоянии боевой готовности. Он брал на работу сильных личностей и провоцировал их столкновения. Во внешней политике президент придерживался того же принципа: поручал Моули и Уэллсу задания, которые совпадали с функциями государственного секретаря Хала. Давал Иксу и Уоллосу идентичные поручения в сфере охраны природы и энергетики; в сфере соцобеспечения, путая функции и аббревиатуры, он назначал Икса главой ведомства общественных работ (PWA), а Хопкинса — главой администрации общественных работ (WPA). Фарли же был вынужден бороться с другими политическими советниками за политическое влияние. Результат: и эксперты, и президент имели возможность анализировать стабильный поток аргументов и делать соответствующий выбор».
Разведывательная служба, какой она была до 11 сентября, являлась порождением этой политики. Предполагалось, что ФБР и ЦРУ станут конкурировать друг с другом так же, как Икс и Уол-лос. Но сегодня мы считаем иначе. ФБР и ЦРУ, неодобрительно сообщает сенатор Шелби, спорят и соперничают друг с другом.
Теракт 11 сентября, резюмирует он в своем отчете, «должен послужить наглядным уроком того, к каким печальным последствиям приводит несвоевременный и неэффективный обмен информацией между организациями и в рамках одной организации». Шелби настаивает на централизации и делает акцент на сотрудничество. Он предлагает создание «центральной национальной организации, занимающейся сбором информации и не зависящей от несговорчивых бюрократических аппаратов». По его мнению, разведывательной службой должна управлять небольшая сплоченная группа, а ФБР следует полностью отстранить от антитеррористических операций. ФБР, по словам Шелби, руководствуется «глубоко укоренившимися представлениями, по которым подкрепленное доказательствами изложение обстоятельств дела ценится выше вероятностных заключений, выведенных на основе неполной и фрагментарной информации с целью подкрепления того или иного решения. Правоохранительные органы обрабатывают информацию, делают выводы, да и вообще мыслят совсем не так, как разведывательные службы. Из аналитиков разведывательных служб вышли бы никудышные полицейские, и совершенно очевидно, что из полицейских не получилось бы хороших аналитиков разведки».
Выступая с ежегодным посланием Конгрессу в 2003 году, президент Джордж Буш исполнил желание Шелби: объявил о создании Центра сбора информации о террористических угрозах (Terrorist Threat Integration Center) — специальной организации, объединяющей антитеррористические функции ФБР и ЦРУ. Некогда восхваляемая культурная и организационная диверсификация разведывательной деятельности была предана забвению.
Однако правда в том, что после 11 сентября не составляет особого труда привести доказательства в пользу старой системы. Разве не является преимуществом то, что ФБР мыслит не так, как ЦРУ? В конце концов, именно ФБР сделало запрос на получение ордера для тайного обыска вещей Закариаса Муссауи и представило пресловутую докладную записку из Финикса. В обоих случаях ценность анализа ФБР состояла как раз в его отличии от традиционных общих вероятностных заключений. Местные агенты ФБР сосредоточились на одном случае, копнули поглубже и представили «подкрепленное доказательствами изложение обстоятельств дела», которое яснее ясного свидетельствовало о возможной угрозе со стороны «Аль-Каиды».
То же самое можно сказать и о мнимой проблеме соперничества. В «Ячейке» описываются события, произошедшие после того, как полиция Филиппин обыскала квартиру, в которой Рамзи Юсеф жил вместе со своим сообщником Абдулом Хакимом Мурадом. Агенты антитеррористического подразделения ФБР немедленно вылетели в Манилу и «лоб в лоб столкнулись с ЦРУ». Как говорится в старой байке о бюро и управлении, ФБР хотело вздернуть Мурада, а ЦРУ хотело его распять. Обе группы в конце концов объединили усилия, но только потому, что были вынуждены сделать это. «Соперничество и недоверие наложили свой отпечаток на эти отношения». Но что плохого в этом соперничестве? Как пишут Миллер, Стоун и Митчелл, главная причина, по которой Нил Херман — бывший глава антитеррористического подразделения ФБР — возражал против «сотрудничества с ЦРУ, не имела никакого отношения к процедуре. Он считал, что в поисках Рамзи Юсефа от ЦРУ не будет никакого проку. "Я вообще считал, что ЦРУ не сможет отыскать человека в ванной комнате, — говорит Херман. — Черт, я даже не был уверен, что им удастся отыскать ванную комнату!"»
Сторонники реформ всегда исходят из того, что соперничество между ФБР и ЦРУ — это как разлад между людьми, которые обязаны работать сообща, но не могут. Но его можно рассматривать и как версию рыночной конкуренции, благодаря которой компании прикладывают больше усилий и производят более качественные товары.
Идеальной разведывательной системы не существует, и любое кажущееся улучшение требует взаимных уступок. Несколько месяцев назад, к примеру, в Канаде арестовали подозреваемого, которого искали в Нью-Йорке по обвинению в подлоге. Арестованный дал полиции имена и фотографии пяти арабских иммигрантов, которые, по его словам, пересекли границу Соединенных Штатов. ФБР разместило имена и фотографии на своем сайте в разделе «Война с терроризмом». К делу подключился даже президент Буш, заявивший: «Мы должны узнать, зачем они пробрались в страну, что они собираются здесь делать». Как оказалось, арестованный подозреваемый просто выдумал эту историю. Впоследствии представитель ФБР утверждал, что размещение фотографий было «разумной мерой предосторожности». Современные разведывательные службы отличаются невероятной быстротой реакции. Однако эта быстрота имеет свою цену. Как писал в своем эссе «Анализ, война и решение: почему ошибки разведки неизбежны» политолог Ричард Беттс: «Чем быстрее реакция предупредительных систем, тем меньше риск неожиданности, но тем больше сигналов ложной тревоги, что, в свою очередь, снижает быстроту реакции». Если мы со всех ног несемся покупать клейкую ленту, чтобы заделать окна перед угрозой химической атаки, и ничего не происходит; если правительство неделями декларирует оранжевый уровень опасности и ничего не происходит, мы вскоре начинаем подвергать сомнению любое полученное предупреждение.
Почему тихоокеанский флот в Перл-Харборе никак не отреагировал на угрозу нападения Японии? Потому что за неделю до 7 декабря 1941 года было зарегистрировано семь сообщений о появлении японских подводных лодок в этом районе — и все оказались ложными. Психиатры из эксперимента Розенхана не смогли распознать здоровых людей, но после эксперимента они начали в каждом пациенте видеть здорового человека. Не всякое изменение позитивно.
5
После окончания войны Судного дня израильское правительство создало специальную комиссию по расследованию, и одним из допрошенных свидетелей был генерал-майор Цейра, глава АМАНа.
Почему, спросила комиссия, он счел войну маловероятной? Тот дал простой ответ: «Начальник штаба должен принимать однозначные решения. Реальная помощь, которую глава АМАНа мог оказать начальнику штаба, заключалась в том, чтобы дать четкую и однозначную оценку при условии ее объективности. Разумеется, чем яснее и однозначнее оценка, тем яснее и однозначнее ошибка — но для главы АМАНа это профессиональный риск».
