– А теперь что вы имеете в виду?
– Ее вспышка вас удивила или она часто ругала вас, считая лентяем, который не убирает за собой?
– Нет, нет, – поспешно ответил Эйдесен. – Я очень удивился.
– По словам другого свидетеля, в тот день Катрине была очень взволнованна, потому что у нее была тайна, о которой ей не хотелось рассказывать.
– Тайна?
– Вы ничего не заметили?
– Совершенно ничего.
– И слово «тайна» ничего вам не подсказывает? У вас с ней не было общей тайны, о которой не мог знать никто другой?
– Ничего такого сразу не припоминается…
Гунарстранна медленно кивнул:
– Тогда я тоже кое-чего не понимаю… Почему вы считаете, что она так нервничала перед званым ужином?
– Потому что она сама так сказала!
– Пожалуйста, вспомните, что именно она сказала. Дословно.
– Я спросил, что с ней, потому что она швырнула мой спортивный костюм мне в лицо. Потом она как будто немного успокоилась и задумалась. Сказала, что нервничает из-за званого ужина.
– Какими были ее точные слова?
Эйдесен погрузился в воспоминания.
– Кажется, я спросил: «Что на тебя нашло?» или «А теперь-то в чем дело?». Что-то в этом роде. И она ответила: «Я просто на взводе».
– И все? – спросил Гунарстранна. – Она ответила: «Я просто на взводе»?
– Да, именно так она и сказала, слово в слово.
– Почему вы истолковываете ее состояние как нервозность?
– Она была на взводе… то есть нервничала, – уточнил Эйдесен, заметив недоверчивую гримасу инспектора. – Она именно это имела в виду, когда употребила выражение «на взводе». Она имела в виду, что сейчас она вся на нервах.
– А не могла она говорить о чем-нибудь другом? Может, она имела в виду, что она на взводе из-за происшествия, случившегося недавно, или того, что должно случиться в ближайшем будущем?
Эйдесен задумался.
– Нет, она нервничала из-за званого ужина. Из-за чего же еще? Во всяком случае, я истолковал ее слова именно так.
– По словам Сигри Хёугом, Катрине звонила ей в субботу, – сказал Гунарстранна. – Она говорит, что Катрине была взволнованна, потому что в тот день у нее кое-что случилось на работе и она хотела все обсудить с Сигри.
Эйдесен пожал плечами.
– У нас есть основания полагать, что ей угрожали.
– Угрожали?
– Ни о чем таком она вам не говорила?
Эйдесен покачал головой:
– Во всяком случае, я ничего подобного не помню.
– Вынужден просить вас еще раз попытаться вспомнить момент, когда она объясняла вам причину своей раздражительности. Какие точно слова она употребила?
– Она сказала: «Я просто на взводе».
– И вы по-прежнему уверены, что она нервничала из-за предстоящего вечера?
– Теперь уже нет – после того, что вы сказали насчет того, что ей угрожали… Кто ей угрожал?
– Что вам известно о прошлом Катрине? – с жалостью в голосе спросил Гунарстранна.
– Зависит от того, что вы имеете в виду под словом «известно». Особенно много я и не хотел знать.
– Вы только что сказали: вам тяжело было сознавать, что она спала с кем попало.
– Эта часть ее прошлого – не тайна.
– Но почему вы с ней сошлись?
– Она мне понравилась.
– А что вы о ней знали?
– Что она была наркоманкой и в свое время наделала много глупостей.
– И о том, что она была уличной?
– Вам кое-что нужно понять о нас с Катрине, – негромко произнес Эйдесен и помолчал, как будто подыскивал нужные слова. – Ее прошлое меня не интересовало.
Гунарстранна ждал. Ему показалось, что Уле Эйдесен очень сосредоточен.
– Что было, то было. Катрине, которая кололась и занималась проституцией, не имела ничего общего с той Катрине, которую знал я. Меня не интересовала девушка, которая ловила клиентов в подворотнях и сидела на героине. Меня интересовала Катрине.
– Насколько я понял, на героине Катрине никогда не сидела, – заметил инспектор. – Она принимала амфетамины, экстези, нюхала кокаин…
– Все наркоманы рано или поздно подсаживаются на героин… Она ведь и проституцией зарабатывала себе на дозу! Об этом вы не думаете?
– Я ничего не думаю, – ответил Гунарстранна. – Но я читал сообщения о ней. Разве вы не спрашивали ее о прошлом?
– Ни разу.
– Почему?
– Повторяю, мне было неинтересно.
– Вы ревновали ее к прошлому?
– Конечно нет.
– А по-моему, да.
– Похоже, проблемы не у меня, а у вас.
– Было ли так, что ей хотелось поговорить с вами о прошлом?
– Я не хотел ее слушать. Говорил, чтобы она замолчала.
– Вы применяли насилие?
– Я в жизни пальцем никого не тронул!
– И Катрине тоже?
– Даже не думал.
– Уточняю. Вы ни разу не подняли на нее руку?
– Ни разу. Ваш вопрос доказывает лишь одно: как мало вам обо мне известно. И о ней тоже.
– Но вы просили, чтобы я попытался понять ваши страдания. Вы кажетесь самому себе мучеником, потому что жили с девушкой, которая, по вашему же выражению, «спала с кем попало».
– Я ничего подобного не просил.
– Я воспринял ваши слова именно так. Сказав, что вы не хотели обсуждать ее прошлое, вы, по-моему, признали, что ревновали ее к прошлому.
– Ничего я не ревновал. Я вообще не ревнивый. Почему вы так упорствуете?
– Потому что в ваших действиях просматривается мотив…
– Вы заблуждаетесь. Я бы ни за что не причинил вред Катрине. Кроме того, вы ведь выяснили, что на ту ночь у меня есть алиби… Мерете Фоссум.
– Да, действительно, но давайте представим, что Катрине в ту субботу настояла на разговоре о ее прошлом. Скажем, вы отказались ее выслушать. Вполне возможно, в результате вы поссорились… в свете того, как вы относитесь к ее прошлому.
– Повторяю, ее прошлое меня не волновало!
– Нам известно, что в ту субботу Катрине была не в форме. Из-за того, что случилось у нее на работе, в бюро путешествий. Может быть, кто-то напомнил ей о ее прошлом… И поэтому она вернулась домой в плохом настроении. Косвенно это подтверждает Сигри Хёугом. Катрине звонила ей и рассказала о происшествии, а вы в то время сидели в другой комнате. Вы с Катрине были любовниками. Находились в близких отношениях. Вы то и дело ночевали друг у друга. Почему же она скрыла от вас такое важное происшествие?
