Дип-программа работает быстро.
Я стою на перекрёстке проспекта Гибсона и улицы А. Черткова
в русском квартале Диптауна. Сквозь просветы в колонне грузовиков, ползущих по
Черткова в сторону клуба «Вайт Биэр ББС», видны мои недавние коллеги по пробке.
Многие свистят, аплодируют и прочим образом выражают свой восторг.
И на душе у меня — замечательно.
Как и должно быть у человека, забившего гвоздик любимым
микроскопом.
Снова газую и уношусь по проспекту. Есть шанс не опоздать на
работу.
Интересно, кто такой этот Гибсон…
К раздевалке я подкатываю с опозданием в семь минут. Плохо,
но не фатально.
— Леонид… — укоризненно говорит охранник на входе. Развожу
руками, пытаясь зеркальным шлемом отобразить всю гамму эмоций. Раскаяние, вина,
стыд, заискивание… — Давай быстрее.
Заскакиваю в длинный коридор. Под потолками уныло
покачиваются матовые шары ламп, напоминающие полузабытые школьные коридоры.
Вдоль стен — шкафчики. Почти над всеми горят красные огоньки, лишь два или три
— зелёные. Ну вот, явился в числе последних…
— Привет, — бросает мне Илья.
Он тоже опоздал. Возится у соседнего шкафчика, отпирая
замок.
— С утра сегодня? — спрашиваю я, быстро набирая код — трудно
запоминаемое простаками слово «gfhjkm».
— Я на чуть-чуть, у меня со вчера «хвост» остался. — Илья
мрачно смотрит внутрь шкафа. Ему лет тридцать, он коротко стрижен, в меру
мускулист и подтянут. Лицо нестандартное. Работа хорошего имидж-дизайнера, вряд
ли собственная. — Вдруг успею с утра…
Он наконец суёт руку в шкафчик и вытягивает оттуда обмякшее
тело. Тощее и маленькое, принадлежащее мальчишке лет двенадцати.
— Смелее, он тебя не укусит! — подбадриваю я.
Мальчик дёргается, как от гальванического удара,
поворачивается ко мне. В одной руке он держит мужчину, извлёкшего его из шкафа,
— теперь у того тело сдутое и невесомое, а глаза пустые, без проблеска мысли.
— Твою мать… — с чувством выдыхает мальчик тонким голосом. —
Тебе хорошо острить!
— Думаешь? — заглядывая в собственный шкафчик, спрашиваю я.
— Да! — Мальчик начинает пинками утрамбовывать импозантного
мужика в шкаф. Тело гнётся, словно восковое. Под нелепым углом торчит нога в
лакированном ботинке, галстук выбивается из пиджака. — Как! Меня! Достало!
— Давай меняться? — предлагаю я. — Ты потаскаешь посылки, а
я разнесу телеграммы.
Моё сменное тело тоже ничего не весит. Это мужчина. Ему лет
двадцать. На нём спецовка. Он мускулист. Лицо добродушно-идиотское.
Строитель коммунизма с плаката двадцатилетней давности. И не
поверишь, что рисовали в США.
Я ведь не стал моделировать или заказывать персональное
тело. Обошёлся стандартной личностью — «рабочий». Заглядываю ему в пустые
глаза, прижимаюсь лбом ко лбу…
И начинаю впихивать бывшего мотоциклиста в шкаф, с не
меньшим ожесточением, чем недавно Илья.
— Слушай, — мальчик тарабанит по кнопкам, закрывая шкаф, — а
что у тебя все тела такие одинаковые?
Его новая личность тоже штучная и не менее хорошей работы.
Симпатичный рыжеволосый мальчишка, удачные глаза и почти постоянная полуулыбка.
— Дорого стоит персональный дизайн, — отсекаю разговор.
— Брось. — Илья машет рукой. — Ничего он не стоит, сел да
сам нарисовал!
— У меня совершенно нет способностей художника.
Я тоже утрамбовал своё прежнее тело и запер шкаф. Непонятно
лишь зачем. Ведь этот облик и впрямь не стоит ничего. Он входит в стандартные
двадцать из поставки «Виндоус-хоум» — «дружелюбный рабочий».
Как будто где-то в Диптауне могут понадобиться
недружелюбные…
— Давай я тебе нарисую? — внезапно загорается Илья. — Раз
плюнуть. Будешь всё-таки получше выглядеть, обещаю.
— Давай как-нибудь, — говорю я. Кажется, этот разговор у нас
уже был. И его предложение, и моя ответная готовность — чистая фикция. Обмен
ничего не значащими любезностями.
— Ну пока. — Илья машет рукой и убегает. Уже совершенно по-детски.
Хорошая модуляция движений образа…
У меня — хуже. Иду неуклюжей походкой дрессированной
гориллы. На выходе — окошко раздачи заказов. Илья уже схватил свой пакет и
убежал. Мальчикам-письмоношам положен велосипед.
Мне — хуже. Грузчикам выдают мотороллеры.
Но вначале — заказы.
В окошечке скучает Таня. Славная девушка, если это и впрямь
девушка.
— Опаздываешь, — замечает она. Беззлобно, её это в общем-то
не касается. — Есть два заказа. Кто там в раздевалке остался?
— Да вроде бы никого.
— Возьмёшь оба?
— А что там?
— Пианино и рояль.
Шутит скорее всего…
— Давай, лишняя копеечка не помешает.
— Угу, — одобрительно бормочет Таня. Протягивает мне листки,
я расписываюсь, отхожу. Заглядываю в первый заказ — «пианино». Во второй —
«рояль».
Оборачиваться сил нет. Почти наверняка Татьяна смеётся.
Что может быть нелепее профессии грузчика в виртуальном
мире? Нет, вы скажите, что может быть более не нужно в мире электронных
импульсов, где нет на самом-то деле ни расстояний, ни тяжестей?
— Леонид! — окликает меня сзади Таня. — Звонил Игорь, он
задерживается чуть. Вдвоём ведь справитесь?
А что может быть нелепее нарисованной квартиры, в которую
покупают нарисованный рояль? Точнее, музыкальную программу, имитирующую звуки
рояля и имеющую его облик?
Весь фокус — в подсознании. Если ты знаешь, что тебе не
поднять рояль в реальном мире, то не взвалишь на плечи и его нарисованный
образ. Если рояль доставят в виде резиновой игрушки и надуют посреди комнаты —
ты не поверишь в его чистое и настоящее звучание.
Надо, чтобы на твоих глазах крепкие ребята в спецовках
тащили, чертыхаясь и обливаясь потом, груз по лестнице… Как ни прост облик
«дружелюбного рабочего», но имитация потоотделения у него есть.
И тут меня охватывает злость. Привычная, частая гостья.
Не обращая больше внимания на извиняющийся голос Тани, я иду
к стоянке, хватаю свой мотороллер, бросаю взгляд на симпатичное приземистое
здание с эмблемой «HLD» на вывеске. «HLD» — У вас не будет проблем!», «HLD» —
Доставка в срок и везде!», «HLD» — Ваш груз не заморозят!»
Будем следовать рекламным слоганам!
