Вырвавшись из рук Чингиза, я шагнул к хакеру.
Падла по-детски прикрыл глаза.
Сев на корточки возле роскошного биде, я всё-таки заплакал.
Плохо. Правда, плохо. Совсем.
Я слышал, как они выходили из ванной. И долго ещё сидел так,
всхлипывая, то вытирая слёзы, то ощупывая гудящую челюсть, прежде чем моего
плеча коснулась рука, и я понял, что всё-таки не совсем один.
— Он был твой лучший друг?
— Нет… не знаю… — прошептал я. — Нет, наверное.
Пат присел рядом:
— Ты не плачь, — серьёзно сказал он. — Ромка ведь в бою
погиб. В глубине. Как настоящий хакер. Значит, он всё-таки стал хакером. Хотел
им стать и стал.
— Мальчик, погибнуть — не доблесть…
— Знаю. Падла тоже так говорит. И Чинга. Только Ромка ведь
знал, что это опасно будет?
— Знал… наверняка… Он совсем не хакер был. Не тот склад ума.
— Но он пошёл. Для него это был подвиг. Значит, он рискнул.
И победил.
— Проиграл он, малыш. Проиграл.
— Точно?
Я посмотрел на Пата, даже не стесняясь слёз. Он слишком
долго стоял рядом, слушая, как я реву. Слишком долго, чтобы можно было чего-то
стесняться.
— Ты о чём?
— Никто ведь не знал, что это уже есть. Оружие такое. Теперь
мы все знаем. Ромка нас как бы предупредил.
Самый обычный пацан на вид. Не заподозришь ни способности
сопереживать незнакомым людям, ни умения убеждать.
— Ты в кого такой умный, парень?
— Не знаю, — пожал плечами Пат. — Папа слесарь. Мама
штукатур. Дед был учитель, разве только в него.
— Пойдём, — сказал я. Встал, плеснул пару раз в лицо водой
из джакузи. Взял несколько бутылок, и мы с Патом пошли на кухню.
Оказывается, не все бутылки с «Жигулёвским» я разбил. Часть
осталась. Но я всё-таки поставил перед Падлой принесённые. Разогретые, но уже
остывшие сосиски были сейчас аккуратно разложены по тарелкам — большая часть
перед хакером, остальные мне и Чингизу.
— Спасибо, братка. — Падла до сих пор держал очки в руках.
Теперь — водрузил на переносицу. Словно в знак того, что не ожидает больше
удара. — Не держи зла. Не хотел я беды твоему другу.
— Я и сам виноват не меньше, — сказал я, садясь на прежнее
место. Поглядел за окно. Уже темнело. — Чингиз…
— Никаких проблем, — тот развёл руками. — Оставайся. Я бы
тоже не рискнул появиться дома в таком виде.
— Ну рефлексы… — сдирая крышку с бутылки, вымолвил Падла. —
Я уже и к психотерапевту ходил… отучи, говорю, бить в морду не думая…
— Не смог? — спросил я, массируя челюсть.
— Сказал, что это невозможно… я и не сдержался, — буркнул
Падла.
— Ты-то в чём виноват?
— Я Ромку знал только виртуально, — сказал я. Словно прыгая
в холодную воду. — Когда дайверство исчезло как профессия… все мы растерялись.
Ему было очень трудно, пожалуй. Он, пацан, уже привык содержать семью,
понимаете? Ну и сам, конечно… водить девочек в бары, хорошо одеваться,
оплачивать дорогой лицей… в обычной школе ему делать было нечего.
— Он просил тебя помочь? — Падла нахмурился.
— Да. Не деньгами, конечно. Он просто искал, чем заняться в
глубине, не мог уже без неё жить. Способностей к математике у него не было.
Дайвер — отличный, от Бога. Хакер… хакер фиговый. Хотел заняться дизайном, и
тут я мог бы ему помочь.
— И что? — спросил Чингиз.
— Я на тормозах всё спустил. Некогда мне было ему помогать.
Решил, что вполне проживёт пацан без виртуальности, ещё здоровее будет. А он
уже не мог прожить, значит. Хоть и дайвер.
— Никто из нас не может… — Чингиз поднялся, отошёл, открыл
холодильник под стойкой бара. Вернулся с бутылкой водки. Пат, не ожидая
просьбы, притащил два пакета с соком.
— Правильно, — сказал Падла. Отставил пиво.
Я помолчал, глядя, как Чингиз разливает по крупным, граммов
на сто рюмкам, дорогую датскую водку. Пат молча налил всем сока.
— Тебе плеснуть? — спросил мальчишку Чингиз.
— Да. Так ведь положено?
Нормального тинэйджерского энтузиазма от легальной выпивки
Пат не проявлял. Или очень хорошо сделал вид, что это ему не нужно.
Мы подняли рюмки, Пат, присевший у стола на корточках,
потянулся было чокнуться, с явным проблеском энтузиазма, но вовремя спохватился
и, ойкнув, убрал руку.
— За хакера Романа, умершего как положено хакеру, — сказал
Падла. Посмотрел на меня.
— За дайвера Ромку, который остался дайвером, — сказал я.
— За человека, который ушёл, — коротко сказал Чингиз.
— Пусть глубина к нему будет доброй. — Пат неуверенно
посмотрел на Падлу, потом — на меня.
Я кивнул.
Мы выпили.
— Нельзя прожить жизнь за другого человека, — сказал Чингиз.
— Леонид, не убивайся.
— Прожить-то можно, ясен пень, — буркнул Падла. Занюхал
рюмку рукавом халата. — Только это значит украсть у него жизнь, а что в этом
хорошего?
Я промолчал. Они оба правы. Только где-то есть ещё одна
правда. Что каждый друг, умер ли он в глубине или по-настоящему, — это твоя
вина.
— Похороны завтра, — неожиданно сказал Падла. — Леонид, ты
пойдёшь?
Я покачал головой.
— Нет.
— Чего так? — спросил Падла.
— Я его знал лишь в глубине. Он там — живой. До сих пор.
Пусть даже глубина его и убила…
Чингиз пристально посмотрел на меня:
— Ой ли? Не виртуальность нажимала на спуск. Ей нажимать
нечем. Леонид… подумай о такой штуке… твоего друга убили из оружия,
существование которого прежде считалось немыслимым.
— Да. Пат уже это говорил.
— Пат — умница, конечно. А второй шаг ты сделал?
Я недоумённо посмотрел на него.
— Леонид, если ты подойдёшь к маленькому офису на окраине
Москвы… ну, с целью поживиться канцелярскими скрепками и спереть обмылок в
туалете… а охрана наставит на тебя лазерные пистолеты. Что ты подумаешь?
Он был очень серьёзен.
И я вдруг почувствовал дрожь. Стадо пьяных мурашек,
пробежавших по коже. Словно открыл дверцу шкафа и обнаружил в своём
единственном приличном костюме скелет.
