10
Последнее время я предпочитаю напиваться в глубине. Как и
все виртуальщики, впрочем. Во-первых, для здоровья полезнее. Похмелье может
случиться, организм его придумает, но хоть печень не пострадает. А во-вторых, и
это главенствует, в виртуальности пить куда дешевле. Никто не станет платить за
нарисованное спиртное ту же цену, что и за реальное. Бутылка «Бейлиса» тут
стоит полдоллара, отличный шотландский скотч — восемьдесят центов. Русская
водка — почти доллар, но водки я и в реальности могу выпить…
Есть, конечно, и подпольные кабаки, где всё ещё дешевле. Там
могут продать коллекционное бургундское пятидесятилетней выдержки за пару
баксов. Не пойму лишь, зачем. Те, кто знает вкус такого вина, по дну жизни не
ползают. А мне его пить бесполезно, всё равно не отличу от молдавского каберне.
Так что я иду в честный, законный кабак — «Царь-рыба». Он
славен тремя вещами: наличием общедоступных и понятных русскому человеку
напитков, хорошей рыбной кухней и живой музыкой. Иностранцы здесь попадаются
редко — и это особенно приятно. Разве что отдельные, пожившие в России, — вот
они могут оценить ощущения от ухи с дымком, пива «Очаковское специальное» и
старого рока.
Я не знаю, как кому. Мне больше всего нравятся именно такие
места — и в реальной жизни, и в глубине. Не огромные и шумные рестораны, не
популярные и дорогие заведения, куда толпой валят туристы, а что-то маленькое,
неприметное, неяркое. Это правда для любого города мира… ну, пожалуй, кроме
Москвы. В Праге есть «У Флеку» и «Чёрный вол», в Берлине «Цитадель» и «Цур
Летцен Инстанц», в Париже — «Максим» и «Ля Пти Вартэль». Выбирай, что тебе
нужно, «шашечки или ехать»…
«Царь-рыба» притаилась на площади Свободы. Такие есть почти
в каждом квартале Диптауна, вот только в американском или французском они
отданы на откуп увеселительным заведениям сомнительного толка, а в нашем —
сплошь занята офисами. Что ж, каждой культуре — своё.
Вывеска — неяркая, нарочито примитивная. В эту примитивность
вложено куда больше сил и таланта, чем в яркие рекламные огни над дорогими ресторанами.
Лубочный рисунок, на котором карикатурные бурлаки тянут из реки чудовищных
размеров осетра, небрежно написанное название…
Толкаю дверь, вхожу. Места есть, это уже радует. Последнее
время «Царь-рыба» обретает всю большую популярность, и я боюсь, что скоро
перестану здесь появляться. Либо кабак расширится, превратится в известный
ресторан, либо придётся заказывать столик заранее и терпеть шумные и чуждые
компании.
Но пока ещё это место, куда я стараюсь прийти.
Выбираю столик у двери на кухню. Официантка незнакомая, но
подходит сразу. Бросаю быстрый взгляд на меню.
— Сегодня запечённая в фольге форель — великолепна! —
говорит девушка.
Эх. Форель в фольге я ел… давно, правда. Но она мне не
понравилась. Значит, не оценю и сейчас.
— Фаршированную щуку, — решаю я.
Этого блюда я никогда не ел. Но наверняка оно будет
выглядеть красиво, а фантазия додумает вкус.
— Ушицу… — продолжаю я, скользя взглядом по меню. — И
графинчик водочки… самой обычной, пшеничной. Хлеба чёрного.
— Всё?
— Томатный сок…
Запивать водку — вульгарно. Но сейчас я хочу именно
вульгарности.
Остаюсь ждать заказа. Конечно, всё могут подать мгновенно,
но зачем портить иллюзию? Сижу, оглядывая зал. Некоторые лица уже
примелькались. Другие — незнакомы. На сцене — одинокий гитарист, то ли группа
ещё не собралась, то ли он просто предпочитает выступать один. Вслушиваюсь в
негромкий голос…
Этот метод прост.
Весь квартал под холст.
Он не художник, нет, он — эхо века,
Эхо нас… И это веха!
Как бензиновая радуга на лике реки
На чёрном асфальте цветные мелки,
Это мы. Ты видишь, это — ты и я.
Он наград не ждал,
Он не ждал похвал,
Он делал то, чего не мог не делать,
Раб и Бог цветного мела.
Как бензиновая радуга на лике реки
На чёрном асфальте цветные мелки,
Это мы. Портрет до первого дождя.
Да, есть дождь и снег,
Да, не вечен век,
Но не спеши кричать «ату» со смехом;
Мы живём в эпоху эха.
Как бензиновая радуга на лике реки
На чёрном асфальте цветные мелки,
Это мы. Портрет, как феникс из огня.
/* Песня «Рисунок на асфальте» принадлежит Юлию Буркину. */
Певец опускает гитару. Смотрит на зал. Никто его толком и не
слушал, народ увлечён процессом питания. На мгновение наши взгляды встречаются,
и у меня возникает странное ощущение, что песня была предназначена именно для
меня.
Так обычно и бывает с хорошими песнями.
Певец встаёт и уходит, странно, за гриф, держа гитару. Так
не берут инструмент, но жест почему-то кажется абсолютно естественным.
Чёрт, почаще надо заходить. «Мы живём в эпоху эха…»
— Можно?
Оборачиваюсь. Ага…
В Диптауне редко встретишь старика. Все хотят быть молодыми
и красивыми, если не в жизни, так хоть в сладостном сне. Решиться на такой
облик — это поступок.
— Садись, Ёжик, — приглашаю я.
Ёжик — прозвище местного завсегдатая. Я довольно долго
считал его программой, пока не поговорил сам. Как ни странно, но человек,
проводящий в глубине большую часть суток, — вполне настоящий. Ему лет
шестьдесят, он седой, морщинистый, полноватый. Лицо обрюзгшее, но чисто
выбритое. Короткая, седенькая, военная причёска, за которую он и заслужил
прозвище. Чуть опустившийся, но в меру приличия. Одет старомодно, но аккуратно.
В общем — неприязни не вызывает, скорее — интерес.
— Слышал про взлом? — интересуется Ёжик, присаживаясь.
Косится на официантку, уже несущую водку и сок.
— Ещё рюмку, — прошу я, хотя и вижу, что на подносе две
рюмки. Скорее всего Ёжик сидит в «Царь-рыбе» не по собственной инициативе, он
наёмный работник. Как в публичных домах девочки разогревают посетителей на
дорогую выпивку, так и в кабачке Ёжик раскручивает посетителей на пьянство.
Такая работа.
— Благодарю, — не теряя достоинства, кивает старик. Чуть
дрожащей рукой наполняет рюмки. Мы чокаемся, выпиваем. Ёжик крякает, но не
закусывает, занюхивает рукавом. Что-то новенькое.
— Так что за взлом? — любопытствую я, когда приличия
соблюдены. Достаю пачку сигарет, протягиваю ему.
