— Это тупик, — говорит Чингиз, и я киваю, потому что
согласен. — Тупик по всем параметрам. Во-первых, нам придётся иметь настоящее
оружие. Чтобы обороняться в случае необходимости.
— Но мы же не станем стрелять друг в друга? — спрашивает
Маньяк. Голос его почти серьёзен.
— Ты, я, Падла… мы не станем. А вот…
— А чего я-то? — вопит с пола Пат. — Что я? Я тебя хоть раз
пальцем тронул?
— Ты, блин, меня ногами пинал, спящего! — напоминает Падла.
— Так то ногами!
— А в Лёню стрелять не будешь? — спрашивает Чингиз.
Мальчишка смотрит на меня и неохотно говорит:
— Не… он хороший.
— Тогда второе возражение, — говорит Чингиз. — Каждый из нас
захочет привести в этот маленький безопасный «Диптаунчик» своих друзей. Верно?
И каждый будет готов поручиться за них… и каждый будет им верить. Но друг
твоего друга не обязательно станет и твоим товарищем. Увы, это так.
— Ограничим приём. — Маньяк не то чтобы спорит. Они просто
отрабатывают вариант до конца.
— Не выйдет. Если нас будет слишком мало — нам надоест.
Начнутся ссоры и склоки. Проблемы всякого разного рода. Рано или поздно кто-то
из нас войдёт в маленький, безопасный район с настоящим оружием. Просто, чтобы
защитить себя. И рано или поздно мы начнём стрелять. В друзей своих друзей. Со
всеми вытекающими последствиями. Саша, твоё предложение — утопия.
— Пусть бы и утопия, — говорит Маньяк, доставая сигарету,
закуривая. — Хотя бы отсрочка. Альтернатива — бросить глубину совсем.
Я встаю между ними. Смотрю вниз, на улицу.
И впрямь — белеет.
— А ведь снег ложится, ребята…
Минуту мы все молча смотрим вниз. Даже Пат поднялся с пола и
приник к окну.
— У нас жара… — говорит Маньяк. — Я бы хотел сейчас… под
настоящий снег.
— Прилетай, — бросает Чингиз.
— У меня не твои доходы, — беззлобно огрызается Маньяк. —
Может, на тот год.
— Лето — тоже хорошо, — тихонько шепчет Пат.
— Лето кончилось, — отвечаю я ему.
— Оно давно кончилось, старик, — вдруг замечает Падла. — Ты
просто этого не хотел видеть. А сейчас пришла зима.
Так мы и стоим, у нарисованного стекла в нарисованном доме…
хакеры и дайвер.
— Это не станет концом глубины, — говорю я. До меня вдруг
начинает доходить, что истина куда страшнее той картины, которую я представлял
в начале. — Ребята, да вы только подумайте… когда всем станет известно про
появившееся оружие…
— Массовое бегство, — сухо изрекает Чингиз.
— А вот это фиг. — Падла качает головой. — Смотря сколько
народа по первости положат. Лёнька, а ты прав!
— Кто-то уйдёт, — говорю я. — Но основная часть предпочтёт
остаться, приняв меры предосторожности. Именно те, которые вы сейчас обсуждали.
Диптаун развалится на множество маленьких районов. В каждом будет своя полиция,
а в перспективе — армия. Люди начнут группироваться по каким-либо признакам —
по национальности, по специальности, по интересам, по сексуальной ориентации…
— Тысячелетняя война садистов и мазохистов! — радостно
подхватывает Падла. Он, похоже, готов веселиться по любому поводу. —
Французское княжество «La profondeur» предъявило ультиматум Вольному Союзу
Системных Администраторов!
— Любители стратегичек против… против… — Пат подпрыгивает на
месте, не в силах найти достойного неприятеля.
— Против поклонников тетриса! — Падла вдруг замолкает.
Мрачно смотрит на меня: — Да. Как в жизни, выходит, станет?
Я киваю:
— Глубина стала для мира свободой. Новой свободой, равной
которой не было и быть не могло. Её душили, травили, регламентировали. Ничего
не вышло. Глубиной пугали, глубиной клялись, глубину старались не замечать.
Ничего не менялось. Диптаун рос. Всё больше и больше людей входили в
виртуальность, начинали там работать и развлекаться. И страх смерти ничего не
изменит. Наверное, не изменит. Просто добавит всю грязь, что есть в реальной
жизни. Настоящие правительства, настоящая полиция, настоящая армия. Настоящие
похороны.
— Как много времени у нас есть? — спрашивает Маньяк.
— Всё зависит от того, ищет ли враг похищенный файл.
Я сам не замечаю, как легко произношу слово «враг».
Слово, которому в Диптауне раньше не было достойного
применения.
— Как быстро можно пройти «Лабиринт Смерти»? — Шурку,
похоже, вопрос времени тоже тревожит в первую очередь.
— По мнению Крэйзи Тоссера — за несколько месяцев. За месяц,
в лучшем случае. Я думаю…
Все снова смотрят на меня. Пат даже открыл рот.
— Думаю, у нас есть на это двое-трое суток.
Жду смеха, но никто не смеётся.
— Давно не играл, — вздыхает Чингиз. — А когда-то… помнишь,
Сашка?
Маньяк покусывает губу, вопроса он не слышит:
— Так… мне надо поесть, отоспаться и перенастроить машину…
Часов через восемь-десять начнём, ага?
— Ёшкин свет! — вопит Падла. — Так что, для спасения мира
надо хорошенько в игрушки поиграть?
— Только попробуйте меня не взять! — Пат кидается вперёд,
хватает меня за куртку. — Вот только попробуйте! Сами пожалеете! Я же игры лучше
вас всех знаю! Чингиз, скажи им! Чинга!
И в этот миг где-то далеко-далеко хлопает дверь.
Секунду Чингиз ещё улыбается, глядя на Пата. Потом его лицо
обретает странное, настороженное выражение:
— Леонид, Саша! Вы слышали что-нибудь?
— Стук. Дверь вроде… — Маньяк медленно делает шаг от стекла
к винтовой лестнице.
— Значит, это здесь. В виртуальности. — Чингиз немного
расслабляется.
— Чингиз, кто может войти в этот дом?
— Ключей не знает никто кроме меня, Пата и Падлы. — Новый
русский хакер делает лёгкое движение рукой, и извлекает откуда-то из-за спины
длинноствольный пистолет. — От меня они никуда не уходили.
— Я не давал! — вопит Пат.
— Гад буду, никому не давал! — ревёт Падла.
Ой-ей-ей.
А дела совсем плохи?
Маньяк нехорошо щурится и крадучись идёт к винтовой
лестнице. При этом он достаёт из кармана маленький перочинный ножик.
В жизни не поверю, что над этим изделием фирмы «Victorinox»,
в рекламных целях распространяющимся в глубине бесплатно, не поработали его
шаловливые ручки.
