Нике наклоняется, кладёт оружие на землю. Поднимает руки:
— Ребята, я не собираюсь в вас стрелять. У нас одна цель…
Я вижу, как расширяются глаза Пата, как его начинает бить
дрожь. И понимаю, о чём он подумал.
Да, неприятно, наверное. Уже считать её другом, а может
быть, слегка по-детски влюбиться…
И понять, что другом был враг.
Тёмный Дайвер.
— Вы все ошибаетесь… — тихо говорит Нике.
Крейзи сегодня тугодум. Но вот и он нацеливает свою винтовку
на девушку.
— Ты дайвер, — говорю я.
— Да. Как и вы двое. И что? Это основание меня убить? Тогда
убивайте.
Мы переглядываемся, и тут я слышу рядом знакомое «чмок»…
Успеваю вывернуть ствол ракетомёта, и пущенная Патом ракета
уходит в туман.
— Прекрати!
— Она мой комп пожгла! — со слезами кричит Пат. — Она, она…
Не комп ему сейчас жалко. Он самого себя готов сейчас
расстрелять, свою симпатию к Нике, благодарность за помощь, привязанность… те
минуты, когда он висел на ней, обмирая одновременно от высоты и от женского
тела под руками…
— Пат, не спеши с действиями, никогда не спеши… — говорю я.
В этот миг всё переворачивается.
Проблеск света — туман расходится.
И среди нас появляется Император.
Он медлит долго, очень долго, словно порождён не программой,
в которую заложено было лишь убивать. Осматривается, совсем по-человечески
поворачивая голову.
А Крейзи Тоссер с остановившимся взглядом отступает на шаг.
Этого не может быть, очевидно?
Нике уже наклоняется за оружием, она за спиной Императора, и
тот её не видит. Но на это нужно время.
Глубина-глубина, я не твой…
Я дёрнулся, нашарил на столе мышь. Движения, которые
отслеживаются комбинезоном, — это удобнее. Но мышь всё равно быстрее.
— Кто вы? — ровным голосом спросил Император, который не
умел говорить.
И Крейзи Тоссер нажал на спуск.
Лезвия вылетели из винтовки серебристой лентой и мгновенно
отсекли неуязвимому Императору левую руку.
Либо он прорвался к нам почти мёртвым… либо был неуязвим
лишь на своей территории.
Впрочем, его боевые способности сохранились.
Вспышка. Крейзи на глазах чернеет, потом винтовка, целая и
невредимая, падает из рассыпавшихся пеплом рук.
Пат, я тебе говорил, что никогда нельзя спешить с
действиями… так вот, я ошибся…
Перекрестье прицела — на висок… Император будто почувствовал
— рывком сместился в сторону, схватил уцелевшей рукой Пата и заслонился
мальчишкой. Из обрубка хлестала кровь, лицо Императора стремительно белело.
Самообучающаяся программа?
— Кто я? — спросил Император.
И я понял, что сейчас нервы не выдержат у меня.
Мы слишком заигрались с глубиной. Мы делаем интерфейсы,
которые приноравливаются к хозяину. Мы создаём программных слуг, которые
обучаются лучше живых людей.
Чем может стать программа, которая день за днём убивает и
которую убивают? Программа, которая работает непрерывно, подтягивая на себя, по
мере надобности, огромные ресурсы сети? Программа, которая обязана
соответствовать любой новой тактике и стратегии противника, которая должна
адекватно оценивать человеческие реакции, слышать и понимать разговоры,
наносить удары не просто грамотные и точные, но ещё и психологически
устрашающие?
— Стреляй, Лёня! — закричал Пат.
Была ли заложена в «Императора» возможность взятия заложников?
А возможность мирных переговоров?
— Стреляй!
Я смотрел на экран и видел, как наливаются светом глаза
Императора. Нарисованный Пат в руке нарисованного Императора, нарисованная
кровь струится из нарисованной раны. Сейчас они оба одинаково нереальны, одинаково
мультяшны. Что кукла, которой управляет находящийся в дип-гипнозе мальчик, что
кукла, которая создана программой.
Не веди переговоров с террористами…
Я нажал спуск.
Взрыв откинул меня в сторону. Костюм чуть сжался, изображая
удар от падения.
deep Ввод.
Радуга в сером тумане…
Встаю, сжимая ракетомёт. Кажется, там уже нет зарядов… нет,
один ещё есть…
Останки Императора и Пата равномерно раскиданы вокруг. Меня
начинает подташнивать.
— Леонид…
Я поворачиваюсь и смотрю на Нике.
Ей тоже досталось от взрыва. Она стоит на коленях, и оружие
в её руках смотрит на меня.
— Ты всё правильно сделал, — говорит девушка. — Пат умница,
он правильно сказал. Это всё — неправда. Это игра. Это глубина. Они умерли не
взаправду. Важно, чтобы кто-то прошёл в Храм. Все это понимали.
— И кто же пройдёт в Храм? — спрашиваю я. Мой палец тоже на
спуске ракетомёта. Кто из нас умрёт быстрее, если мы выстрелим одновременно? И
сколько шансов у меня, если я выстрелю первым?
— Разве это важно?
— А что тогда важно?
— Получить письмо. Выяснить, что Дибенко прячет от мира.
— Это важно для меня, — говорю я. — Пройти в Храм.
Нике кивает:
— Да, Стрелок. Я понимаю. Но ты ведь уже пытался это
сделать…
— Кто ты? — спрашиваю я. — Кто ты, Нике?
Она молчит, потом чуть улыбается и качает головой:
— Пока ты не поймёшь сам…
— Я пройду! — говорю я. И нажимаю спуск.
У Нике есть полсекунды, пока последняя ракета уходит в
ствол, и ещё полсекунды, пока она преодолевает разделяющие нас пять метров.
Вполне достаточно, чтобы превратить меня в решето!
Вот только она не стреляет!
— Нет! — кричу я, когда огненный фонтан вспыхивает в тумане.
Но даже в глубине не всё можно отыграть назад.
Я стою один в туманном море, рядом с горсткой пепла —
останками Крейзи Тоссера, рядом с кровавыми клочьями — телами людей и
программы-Императора.
Один.
Почему-то всегда в конце оказываешься один.
Я кидаю ракетомёт на землю. Теперь он мне точно не нужен.
