— Я попробую, Вика… — сказал я, заставляя губы разжаться. —
Я, честное слово, попробую.
В метро было людно. Я отвык ездить в часы пик, что ни
говори. Стоял у самой двери, между бомжеватым стариком, заранее усталой
женщиной и мрачным тинэйджером, закупорившим уши плейером. Вряд ли я выглядел
лучше их… ну, исключая, конечно, старика в грязном пальто. В меру затрапезный
вид, помятое, бледное лицо, напряжённый взгляд.
А ведь это страт, социальный срез общества. Стоит, конечно,
добавить ещё нувориша вроде Чингиза… но они в метро не ездят. Но и без таких
неплохо. Старик, которому уже всё равно… Женщина, привычно тянущая какую-то
унылую лямку… Мальчишка, не желающий видеть и слышать ничего вокруг…
Ну и я, конечно же.
Не столько вынырнувший дайвер, сколько свежевсплывший
утопленник. От старика — равнодушие к своему бренному телу и внешнему виду. От женщины
— усталость, только не из-за пребывания за прилавком или в конторе, а по
собственной глупости. От подростка — пробки в ушах… когда дело касается
реального мира.
Чего не хватает нам всем, чего? Здесь, в настоящем мире? Я
не верю в то, что плохих людей больше, чем хороших. Я не верю в то, что мы
слабее. Я не верю, что каждый желает каждому зла. Да, можно привести сколько
угодно примеров против. Убийцы, психопаты, дегенераты, просто хамы, эгоисты и
подлецы. Полно их в мире. Но всё равно они в меньшинстве — иначе мир давно
превратился бы в окровавленную мясорубку…
«Разве он ещё не превратился?» — спросил я сам себя.
Нет. Наверное, нет. Иначе крепкий паренёк пинал бы
валяющегося на полу старика, изгоняя из мира старость и грязь. Женщина
подхватывала бы монетки, высыпавшиеся из карманов жертвы. Все остальные
пассажиры заключали ставки — на какой минуте старик испустит дух.
А я сидел бы дома, в шлеме и комбинезоне, слабо подёргиваясь
в кресле, в то время как в райских дебрях Диптауна гурии ублажали бы моё
виртуальное тело…
Ведь всё-таки я еду сейчас к Чингизу не потому, что беда
грозит лично мне. И мальчишка плюнул бы мне в лицо, а женщина влепила пощёчину,
услышав мои мысли.
Даже не потому, что эти мысли — лживый бред. Паренёк
брезгливо морщится, когда его взгляд падает на старика. А для женщины, явно
немалая сумма те два доллара в день, что я не задумываясь отдаю фирме
«Ньюком-порт» за право ходить в глубину.
Вот только есть во всех нас что-то ещё, помимо звериного
оскала, помимо бодрых животных инстинктов и весёлого гогота. В ком-то больше, в
ком-то меньше. Но всё равно есть во всех. Барьером между зверем и человеком.
Крепкой решёткой, которую можно пилить или вкопать поглубже — как хочешь.
Мостом над пропастью.
Я не знаю, когда не станут нужны эти решётки. Может быть, и
впрямь, лишь когда козлёнок возляжет рядом с барсом.
Только если бы я верил, что они навсегда, — ещё вчера бы
взял подаренный Дибенко пистолет и пошёл наводить в Диптауне свои порядки.
Дверь мне открыл Чингиз. Чисто выбритый, подтянутый, в
джинсах и клетчатой байковой рубашке.
— Проходи, — без всякого удивления сказал он.
— Не разбудил?
— Нет. Я всегда встаю рано. Это Пат и Падла спят до полудня.
Из-за спины Чингиза вышел ретривер. Я протянул руку
любопытному Байту, пёс ткнулся носом в ладонь и по-свойски потёрся о мою ногу.
— Пошли на кухню? — предложил Чингиз.
— Пиво? — подозрительно спросил я.
— Нет, думаю, кофе. Кофе с коньяком. Или с рижским
бальзамом. Ты любишь рижский бальзам?
— Конечно. Как положено любому бывшему советскому человеку.
Видимо, судьба у меня сегодня такая — пить кофе…
На кухне с наших прошлых посиделок ничего не изменилось.
Совсем. Даже пустые бутылки из-под «Жигулёвского» присутствовали, только я
очень сомневался, что они те самые. Падла, похоже, пиво пьёт как воду.
— Сейчас…
Растворимый кофе Чингиз явно презирал. Кофеварки — тоже. Я
сидел и смотрел, как он засыпает в маленькую ручную кофемолку горсть зёрен —
«Коломбо», от «Московской кофейни на паях», неторопливо, аккуратно мелет…
— Ничего, что кофе наш? — спросил Чингиз. — Некоторые кривят
нос, но… действительно хороший кофе, правильно обжаренный. Я не покупаю
импортных товаров, если есть достойные отечественные заменители. — Он подумал
секунду и добавил: — Только вот редко они находятся…
— Ничего. Я сам такой пью.
Хорошо быть богатым. Можно и повыпендриваться.
— Чингиз, на чём ты деньги делаешь?
— Компакты, — спокойно ответил Чингиз. — Пиратские компакты.
Сидишники, ДВД. «Виндоус-хоум» за пару долларов, свежие игры, сборники
программ… Когда ты идёшь на митинский радиорынок или просто подходишь к лотку —
ты отстёгиваешь мне немножко денег. На кофе.
Он высыпал молотые зёрна в турку.
— Вот я сейчас тебе и компенсирую этот позорный факт…
— Ясно.
— Переводы игр… если игра нравится, я порой и сам этим
занимаюсь. Если нет — отдаю ребятам. Иногда Пату. Ему хочется самому
зарабатывать…
— Теперь понятно, кому я обязан дешёвыми шуточками. «Ваш
корабль пристал к острову сирен, те пели „Депеш Мод“, так клёво, что часть
команды дезертировала».
— Это точно не Пат, он «Депеш Мод» не любит…
Чингиз разлил кофе по чашкам. Достал и поставил на стол
бутылку рижского бальзама, маленькие серебряные рюмки.
— Ты как будешь, в кофе или отдельно? Я обычно отдельно.
— Я тоже.
Мы оба невольно усмехнулись.
— Удачи нам… — Чингиз поднял рюмку.
— А мне? — мрачно донеслось с лестницы. — Ты, что ли, Лёня?
Падла стоял, почёсывая живот, близоруко щурясь.
— Опять очки потерял? — спросил Чингиз.
— Не потерял. Я помню, они где-то в квартире… кажется.
Подтягивая свои чудовищные сатиновые трусы, Падла уселся
рядом.
— Кофе в турке, бери, пока не остыл, — посоветовал Чингиз.
— Нет бы налить старому другу… совсем стыд потерял… —
буркнул Падла и потянулся к плите. — Вот придут тебя раскулачивать, слова
поперёк не скажу!
Он крякнул, торжествующе бухнул турку на стол. Поискал
глазами чашку, вздохнул, отхлебнул прямо так. Плеснул в кофе бальзама. Изрёк:
— Лепота… что ни говори… Чингиз, я у тебя, наверное, до
весны поживу. Хорошо?
— А если я скажу нет, ты, можно подумать, уедешь.
