Очутившись в постели, они занялись любовью. Арни чувствовал, что Надин хочет этого. После гибели ее отца он не скоро смог вернуться к прежним отношениям с женой, ибо тень Джозефа Иверса преследовала его даже в супружеской спальне. Арни казалось, что он не имеет права на близкие отношения с женщиной, чьего отца он убил и которой так и не смог открыть правды.
Оттого, что Надин ничего не знала, его холодность могла показаться ей оскорбительной и странной, потому настал миг, когда Арни вернулся в ее объятия.
Он любил ее мягкое, теплое и такое уютное тело, она полностью отвечала его представлениям о том, какой должна быть женщина. Арни был счастлив и, как всякий человек, боялся потерять свое счастье. Потому он молчал об убийстве Иверса и откровенно страшился встречи с бывшим другом.
Костюм был сшит в срок, как и два красивых дамских наряда. Эвиан выбрала для себя темно-сиреневое платье с отделкой из черных, напоминавших бахрому кружев и скромным турнюром. Такой наряд вполне приличествовал вдове по истечении года траура. Наряд Надин был темно-синим, с белыми атласными оборками.
— Ума не приложу, где найти того, кто бы мог дать нам хотя бы несколько уроков танцев! — сказала Надин, когда они примеряли платья и черные бархатные туфли на высоких трехдюймовых каблуках. — Стыдно признаться, но я ни разу не танцевала!
Лицо Эвиан озарила легкая улыбка.
— Я не собираюсь танцевать.
Надин выпустила из рук подол платья, и ее брови изумленно поползли вверх.
— Почему ты тогда согласилась пойти на бал?
— По той же причине, по какой это делает Арни: потому что этого хочешь ты.
— Я? А почему не ты? Как мне ни тяжело это говорить, но ты могла бы встретить в здешнем обществе достойного человека и выйти за него замуж.
— Зачем? У меня нет никакой нужды вступать в новый брак: отныне мне некого опасаться, у меня есть деньги, а твой муж относится к Дункану, как к собственному сыну, и вполне способен дать ему мужское воспитание.
— Люди женятся не только из практических соображений.
— Знаю. Моя мать много рассказывала о своей любви к моему отцу, о том, как они встретились и поженились. Верю, что на свете существует такая вещь, как любовь женщины к мужчине, только это не про меня. Мои возможности безвозвратно упущены.
— Мне жаль, что это случилось по вине моего отца, — тихо сказала Надин. — Страшно сказать, но с его смертью мы только и начали по-настоящему жить.
Эвиан прошлась по комнате.
— Десять лет я будто провела в кандалах. У него были жестокие руки и железное сердце. Меня много раз пугали борделем, но мое тело, по сути, всегда и было телом шлюхи. Я использовала его то как средство усыпить бдительность своего мужа, то как барьер между ним и Дунканом.
С содроганием выслушав Эвиан, Надин подумала о том, насколько повезло ей самой. В повседневной жизни их любовь с Арни была спокойной, самозабвенной и доверчивой, но молодой женщине была известна и тайна близости двух разгоряченных тел, лихорадочное воодушевление и буйное счастье под покровом ночи.
— А как у тебя было с Кларенсом? Я никогда не спрашивала о том, любила ли ты его…
Лицо Эвиан слегка порозовело, но ее взгляд, как и прежде, скрывала тень.
— Дело не в том, что он был молодым, красивым парнем, и даже не в том, что ради меня он был готов на все. Я отдалась ему не только из благодарности, а еще потому, что надеялась почувствовать то, что чувствовал он. Не досаду, не злость, не стремление подчинить или унизить, а… чистую, как огонь, страсть. Хотя я понимала, что для меня любовь никогда не станет мгновенной вспышкой, скорее, тяжким трудом, возможно, у нас все сложилось бы, но… приехал Иверс. А почувствовав себя беременной, я уже не могла позволить себе ни надежд, ни мечтаний. Мне и сейчас кажется, что быть их заложницей куда страшнее, чем быть заложницей горя.
— Я знаю, что Дункан — мой брат, — помолчав, сказала Надин.
Эвиан кивнула.
— Я не сомневалась в том, что Арни расскажет тебе об этом. Только мне бы не хотелось, чтобы сам Дункан знал правду.
— Я понимаю. Пусть считает меня тетей. Тебе, — голос Надин дрогнул, — было трудно его полюбить?
— Дункана? Нет. Узнав правду, я сразу решила, что он должен быть только моим.
Они прожили в Шайенне неделю. Ели в ресторанах, ходили по магазинам, развлекались по мере сил. Надин все же взяла несколько уроков танцев, после чего заявила, что это вовсе не трудно.
Уступая желанию жены, Арни наведался в Ассоциацию и получил три приглашения на осенний бал. Хотя он пытался представить дело так, будто только управляет ранчо, принадлежащим его жене, на него все равно смотрели как на нового хозяина «Райской страны».
Бал Ассоциации скотоводов Вайоминга проходил в большом, не слишком умело украшенном драпировками, а также осенними цветами и листьями зале, откуда вынесли всю мебель, а деревянные полы отполировали до блеска.
Женщин было значительно меньше, чем мужчин, как вообще в Шайенне, да и во всем Вайоминге, и каждая, даже не очень привлекательная дама была окружена повышенным вниманием.
Сперва Надин смущалась и стеснялась, но потом осмелела и лихо отплясывала с постоянно сменяющими друг друга кавалерами. Эвиан стояла в стороне, похожая на прекрасную статую, с высоко поднятой головой, ледяным взглядом и плотно сжатыми губами. Кое-кто прослышал, что она — вдова Джозефа Иверса, впервые появившаяся на людях, что только усиливало всеобщий интерес.
Сначала ее буквально осаждали приглашениями, но она всем отказывала, и постепенно вокруг нее словно образовался некий магический круг, который никто не решался нарушить. Теперь мужчины с любопытством поглядывали на нее издалека, а женщины возбужденно перешептывались, на словах осуждая Эвиан за холодность, а на деле — завидуя ее красоте и независимости.
Вскоре подтянулись опоздавшие: один из самых важных скотоводческих «баронов» Дэниел Брайтман, а также несколько его друзей и гостей из других городов — Пуэбло, Гранд-Джанкшена и Солт-Лейк-Сити.
Один из них, Джастин Платт, молодой владелец большого состояния в виде угольных рудников в западной части соседнего Колорадо, сразу обратил внимание на таинственную неприступную красавицу.
В ней явственно ощущалась сила, и вместе с тем — трогательная усталость. А еще на ее лице в любое мгновение могли появиться отчуждение и… тень непонятного страха.
— Кто та дама? — вполголоса спросил он Брайтмана.
— Сейчас узнаю, — сказал тот и через несколько минут ответил: — Вдова Джозефа Иверса, одного из самых богатых скотоводов и землевладельцев Вайоминга. Она здесь с падчерицей и ее мужем, правда, падчерица почти такого же возраста. Мистер Иверс погиб больше года назад при не вполне понятных обстоятельствах. Что-то вроде несчастного случая. Кажется, у нее есть ребенок. Раньше ее никто не видел.
