Кэри Грант
Как у большинства людей, живущих в огромном городе, у Стивена имелось постоянное зудящее подозрение, что все проводят время намного, намного интереснее, чем он.
Каждый вечер, направляясь домой на автобусе, он видел людей с бутылками в руках и убеждал себя, что они едут на какое-нибудь экстраординарное мероприятие: вечеринку в лодке на Темзе, или в бассейне, или где-нибудь на железнодорожном мосту – туда, где туалетные кабинки используются только для секса, или приема наркотиков, или занятий сексом во время приема наркотиков. Он проходил мимо ресторанов и наблюдал, как парочки держатся за руки или толпы друзей вопят кому-то «С днем рождения!», а счастливчик разворачивает подарки, или все чокаются бокалами, или хохочут над шуткой только для их тесного круга. Газеты и журналы ежедневно дразнили его всем тем, что он не сможет сделать, одаренными, интересными, привлекательными людьми, с которыми ему не удастся встретиться на вечеринках в тех местах, где ему не стоит и надеяться когда-нибудь жить. Зачем, недоумевал он, узнавать, что Шордич – это новый Примроуз-Хилл, Бермондси – новый Лэдброук-Гроув, когда сам ты живешь в непонятном безымянном районе между Вандсвортом и Баттерси, в новом Нигде? Каждый день проходят выставки, и премьеры, и мастер-классы по сальсе, и поэтические чтения, и политические встречи, и занятия по силовой йоге, и фейерверки, и концерты экспериментальной музыки, и открытия превосходных ресторанов в стиле «новая волна» с китайскими пельменями, и отвязные вечеринки «без рубашек» для «готовых ко всему», а конкретно тебе все это попробовать не удастся. Для Стивена Лондон был не столько городом, который никогда не спит, сколько городом, спящим свои честные девять часов в сутки.
Но сегодня не тот случай. Сегодня он воспользуется всеми шансами, и действительно уйдет из квартиры, и встретится с миром лицом к лицу, и займет свое законное место в модном, быстро бьющемся сердце всего сущего. Это начало новой эры, нового Стивена К. Маккуина. Больше ему не суждено стоять на улице, прижавшись лицом к стеклу. Джош позвал его к себе, и никогда уже не будут его вечера проходить под треск обертки готовой еды, вспарываемой вилкой. Поднимаясь на лифте на станции метро «Чок-Фарм», Стивен взглянул на свое отражение, еще на полдюйма расслабил галстук, взъерошил волосы и, чтобы потренироваться в светскости, нацепил на лицо выражение, которым намеревался пользоваться, болтая с прекрасными женщинами. Вынужденный признать, что в целом выглядит сравнительно неплохо, он стильно подмигнул, сунул в рот антибиотик – просто так, из чистого декадентства – и подавил рвотный рефлекс, когда пилюля прошлась по задней стенке глотки. Потом, шагнув в вечер, он сверился со страницей, которую бесшабашно вырвал из каталога «От А до Я», и двинулся вперед, на безумную звездную вечеринку.
Чрезвычайно важно, думал он, чтобы сегодня все прошло отлично. Суперважно, чтобы я собрался и сыграл хорошо.
Стивен нажал кнопку звонка на высоких, с колючей проволокой поверху, окованных железом воротах, которые отгораживали этот перестроенный склад от диких дебрей Примроуз-Хилла. Высокотехнологичная служба охраны явно имела немалое значение для Джоша, и Стивен подумал, что уж здесь-то ему наверняка просканировали сетчатку. Наконец замок щелкнул и открылся. Снаружи ничего особенного, подумал Стивен, пересекая обширную, мокрую от дождя бетонированную площадку, служившую как бы крепостным рвом перед длинным, низким зданием из красного кирпича. Но почему так тихо? Возможно, безумная вечеринка еще недостаточно обезумела. А может, вечеринка не удалась. Вдруг у Джоша Харпера и в самом деле получилась неудачная вечеринка, как это случается со всеми остальными, нормальными людьми – восемь-девять смущенных, незнакомых друг с другом людей сидят вокруг стола в молчании, поедают сушено-жареный арахис из мисок для утренних хлопьев, может быть, даже смотрят телевизор, а в половине одиннадцатого поспешно уйдут. Но об этом можно только мечтать.
Стивен нашел вход – еще один элемент индустриального стиля, окованный железом, словно дверь склепа, – в последний раз кашлянул, поправил галстук и взъерошил волосы, убедился, что весь собран в центре, сфокусирован и дышит от диафрагмы, а потом нажал кнопку видеофона. На мгновение появилось лицо Джоша, приятно искаженное в «рыбьем глазе» объектива.
– А, это всего лишь Стив Маккуин! – крикнул хозяин в микрофон. – Король карцера один
[11]
.
– Приве-е-ет, Джош! – скорчив рожу, ответил Стивен в сомнительной, неизвестно откуда в нем взявшейся американской манере «хозяина игрового шоу», которой он тут же решил больше никогда, ни в коем случае не пользоваться. Потом помахал бутылкой шампанского перед объективом, как будто она как-то гарантировала впуск. Моя мотивация – быть крутым. Помни: Кэри Грант элегантный, обходительный, но также вполне способный на убийство.
– Так заходи, Большая Шишка. Второй этаж, – сказал Джош.
«Большая Шишка». Откуда, черт побери, он это выкопал? – подумал Стивен. Он намекает, что я толстый или еще на что-то? Стивен очутился на голой бетонной лестничной площадке, с неразборчивой кучей горных велосипедов в углу, и протопал по железным ступеням к еще одной железной двери, у которой обнаружился ожидающий его Джош. Несмотря на обозначенный им самим дресс-код, на хозяине не было темного костюма и галстука. Джош был одет в великолепно сшитую белую рубашку навыпуск, расстегнутую на груди и выставляющую напоказ накачанные мускулы. Образ завершали пиджак в обтяг, мешковатые джинсы с низкой мотней и босые ноги – словом, Джош балансировал на грани между небрежной стильностью и полной безвкусицей. В правой руке Джош держал до краев наполненный бокал мартини – именно таким образом: элегантным не по-дамски.
– Приве-е-ет, Буллит, – протянул Джош.
Из уголка рта у него свисала незажженная сигарета. Стивен заметил, что Джош держит под мышкой пару бонгов, и затрепетал, предчувствуя беду.
– Привет, именинничек! – бодро воскликнул он, напомнив себе, что рад попасть сюда, и помахал шампанским, уже приятно согревшимся в его правой руке.
Джош принял бутылку – вежливо, но на лице его промелькнуло выражение недоумения и неудовольствия, как будто Стивен вручил ему протез конечности.
– О… Шампанское! Клево! Спасибо, приятель, – сказал он, явно смущенный. – Давай я тебе тут все покажу. – И, положив руку Стивену на спину, подтолкнул его вперед, в очередную дверь склепа, которая закрылась за ними с индустриальным лязгом. Затем, вытянув руку и обведя ею пространство, он провозгласил: – Добро пожаловать в мой мир
[12]
.
Стивен тут же заметил в мире Джоша две вещи.
Во-первых, он был огромным, как ночной клуб, перенесенный домой, достаточно большим, чтобы сыграть в мини-футбол, и это дополнительно подчеркивалось настольным футболом в углу, баскетбольным кольцом и несколькими перекладинами для подтягивания, укрепленными на стене. Высокая крыша по всей длине апартаментов состояла из выкрашенных в белый цвет балок и армированного стекла. Винтовая лестница шла вверх, на еще один уровень, отгороженный неяркими прозрачными стенками из ткани, за которыми, предположил Стивен, пряталось со вкусом устроенное гнездышко для эротических услад. Намеренно и искусно подобранная несочетающаяся мебель: стиляжно-китчевые, старые потрескавшиеся кожаные диваны, списанные барные табуреты и хрупкие старинные кресла эпохи королевы Анны – располагалась вокруг футбольного поля маленькими группками, идеальными для улучшения социального взаимодействия, и пусть даже не вся мебель соответствовала высокому вкусу, но элементы дурного вкуса явно демонстрировали правильный дурной вкус. Пол был покрыт какой-то дорогой бесшовной резиной, будто сама квартира была склонна к эксцентричным формам сексуальности, а в дальнем конце зала виднелись два откидных кресла – творения Чарльза Имза – перед внушительным плазменным телеэкраном, сейчас показывающим поставленную на паузу видеоигру – компьютерно сгенерированный футболист застыл в момент пинка. Аккуратные стопки американских комиксов громоздились вдоль стен, а модели «Тысячелетнего сокола», дроид Р2‑Д2 и истребитель «Крестокрыл» служили пресс-папье. Очевидно, в том возрасте, когда обычно ожидают, что человек оставит детские игрушки, Джош, наоборот, решил вложиться в них по-крупному. Электрогитара и барабанная установка, словно темная угроза, притаились в углу рядом с диджейским пультом, а медленное сдержанное «бум-тщ-щ-щ» расслабляющей музычки неопределенного происхождения пульсировало из огромных хай-фай-колонок, установленных высоко на металлических подставках.
