Шипов и подковок, действительно, было очень много. Тяжелые, гады, каждый ботинок весом килограмма полтора. Ноги мои, ноги, как вас жаль.
Осторожно постучав, в дверь кто-то вошел. Я оглянулся и обомлел – в проходе, опираясь на палочку и при этом раскачиваясь, стоял самодовольный Сашка Корнилов.
– Откуда ты взялся, Саня?
– От в-верблюда! Из отпуска по б-болезни, после двух операций. М-мениски оперировали на обеих ногах, вот теперь п-прибыл для дальнейшего прохождения службы. Н-назначен во второй б-батальон замом командира шестой роты. По горам х-ходить здоровье не позволяет.
– А что, комиссовать не могли? – удивился я.
– Н-нет, признали г-годным. В полку, п-правда, п-пожалели, вошли в мое п-положение – перевели, колени-то еще п-побаливают. А как д-дела в роте? К-кто вами командует?
– Эдик Грымов.
– Ух, ты? Б-быстро растет!
– Ротный вообще-то не он, а Сбитнев, помнишь взводного из третьей роты? Но он в госпитале, ранен в лицо, осколком полчелюсти снесло.
– Д-дела…. А п-почему не Острогин?
– Почему, почему. Серж ведь как «князь», то в одном месте характер покажет, то в другом. Одним словом, не благонадежен, не внушает доверия руководству. Тебя, Сашка, честно говоря, со времен последнего твоего рейда в Майданхшехре не чаял больше увидеть.
И я, улыбнувшись, вспомнил давние события.
Сашка в тот раз ушиб колено, выпрыгивая из вертолета, а после еще и оступился. Позже на подъеме к задаче еще раз подвернул ногу и совсем захромал. Вздыхал, стонал, скрипел зубами, но шел – а куда денешься! – благо высота была рядом от места десантирования. Неделю Корнилов лежал на вершине, и даже прочесывать кишлак с его взводом пошел я.
Возвращаться пришлось к броне километров двадцать пешком, и не по прямой, а вниз-вверх. Вертолеты, жаль, не прилетели.
– Лейтенант Корнилов! Берешь провожатым Худайбердыева и спускаешься впереди роты, – распорядился капитан Кавун. – Через нас пройдет весь батальон, а уж только потом – мы. Чтобы тебе не отстать, иди-ка ты, дружище, впереди всех.
Здоровенный сержант подхватил вещмешок взводного, и они ушли по хребту, в сторону приближающейся техники. Идти по горам и без груза тяжко, а навьюченному – и подавно. Внизу, в ущелье, лежал, растянувшись до самой долины, огромный кишлак. Возле домов бродил скот, женщины работали на крошечных земельных участках, бегала детвора. Почему-то население не ушло, наверное, не успели, очень уж мы внезапно и быстро окружили район, блокировав вершины и проходы.
Пехота неделю просидела наверху, осматривая только отдельные дома и развалины, а населенный пункт прочесали афганцы: «ХАД» (госбезопасность) и «царандой» (МВД). Они немного постреляли, что-то сожгли. Затем ушли дикой, галдящей толпой, напоминающей цыганский табор.
И вот взвод за взводом батальон проходил через мои позиции. Впереди двигались управление батальона и новый замполит, капитан Грицина, он приветливо помахал мне рукой. Капитан только сменил ушедшего на повышение Сидоренко. Неплохой мужик, но очень суетливый. Да еще с Семеном Лонгиновым сдружился и стал брать с него пример. В рейд тогда Константин Николаевич шел в первый и, как оказалось, последний раз. Натянул на себя сдуру тяжелый двенадцатикилограммовый бронежилет, каску, высокие горные ботинки, к автомату прицепил подствольник и взял снаряжение с гранатами к нему. В мешке тащил больше тысячи патронов – весь цинк по совету Семена высыпал.
Сумасшедший! Рост у него, конечно, приличный. Наверное, сто девяносто сантиметров, но силы он все же не рассчитал. Я слышал, как на плацу зам. комбата его инструктировал, что, мол, взять нужно с собой восемь гранат, патронов побольше, «муху», бинокль, дымовые шашки, ракеты.
Тяжелый бронежилет в горы нести на себе – это уже слишком. Он бы еще артиллерийский, двадцати четырехкилограммовый, с толстыми пластинами для защиты паха, нацепил. Эти «латы», когда на броне едут, иногда одевают. Кто очень боится. В таком бронике зам. по тылу полка Ломако, чтобы получить орден, проехал единственный раз – когда назначили его старшим колонны «наливников» – в Хайратон и обратно. Неделю потом о своем «подвиге» в полку при каждом удобном и неудобном случае офицерам напоминал.
И вот ушел батальон, а затем и наша рота. Часов через пять мы спустились с хребта. В замыкании вновь я, командую «умирающими».
Степа-медик нес вещмешок Царегородцева, а я – его автомат, самого же солдата под руку тащил сержант Назимов. Хорошо, что ослабел только один боец. В долине медленно передвигался взвод обеспечения. Последним шел высокий сержант с двумя мешками и двумя бронежилетами, далее – еще один с двумя автоматами и «мухой». Во главе отряда, загребая ногами песок, судорожно дергая при передвижении всем телом, шествовал замполит батальона. Его гимнастерка на спине насквозь пропиталась потом.
– Константин Николаевич, что случилось? – взволнованно и с участием спросил я. – Чем помочь?
– Все х…хр…х…, нормаль… хр… но, – ответил Грицина еле слышно и с надрывом. Хриплое дыхание вырывалось изо рта, на губах – пена, бледное лицо цвета серой застиранной солдатской простыни. Он слабо махнул рукой и побрел вперед. До техники оставалось метров пятьсот, ну да ладно, сам дойдет.
Возле машин нас встретил зам. комбата Лонгинов, как всегда самодовольный, похожий на древнего рыцаря из музея, в своем неснимаемом бронежилете и каске. Здоровья у человека на троих!
– Как дела, Николаич? – с легкой насмешкой поинтересовался он у Грицины, с трудом передвигающего ноги.
– Семен… х…хр…х. Это было хр…х… ужасно… – и, схватив поднесенную полулитровую кружку с компотом, осушил ее до дна. – Семен… хр…х… – это кошмар. Ноги хр…х… онемели, мышцы… хр…, как камень.
Зам. комбата снисходительно улыбнулся в ответ и переключил свое внимание на меня.
– Все вышли? Никто не отстал?
– Нет, вот Царегородцева вынесли, больше позади никого нет.
Лонгинов поднес к глазам бинокль и нацелил его в сторону кишлака.
– Еп…ть. Есть еще люди, твою мать! Замполит, как никого? Ты посмотри, что творится: ваши мародеры из кишлака выбираются! – и протянул мне бинокль.
Мимо убогих строений, опираясь на автомат и какой-то тонкий шест, медленно возвращался Сашка Корнилов, поддерживаемый сержантом. Шли не спеша, о чем-то мирно беседуя, да и как можно торопиться, хромая на обе ноги.
– Лейтенант! Ты почему спустился в кишлак? – бешено заорал капитан, когда они подошли к нам поближе.
– А что н-надо было идти обратно в г-горы? – ухмыльнулся Сашка.
– Вы должны были следовать в составе колонны батальона по хребту, в горах. Это «духовской» кишлак, а вы, как последние идиоты, поперлись в него. Кто разрешил?
– Ротный с-сказал, идите вперед, а то х-хромаешь, отстанешь, а с-сержант – мой сопровождающий. Я еле-еле д-двигаюсь, обе ноги п-повредил.
