– Что за кайф «духам» от мужика? – удивился Ветишин. – Лучше и прекраснее женщины на свете нет ничего!
– Ай, маладой щ-щ-щеловек, пидарастешь, поймешь, как говорят джигиты! – воскликнул, подняв указательный палец над головой, Сбитнев и расхохотался.
– Мужики, я тоже от этой темы пострадал! – нахмурился Марасканов. – У нас повар повара топором рубанул по башке за одно только предложение такой любви! Так же начал к парню младшего призыва приставать: давай да давай! Будешь жить, как король, никто не обидит, а я тебя буду защищать. Поваренок ходил угрюмо, что-то себе думал, а затем обухом металлического топора для рубки мяса сзади по голове как долбанет! Прикрыл его белым поварским халатом и ушел бродить по территории бригады. Дежурный смотрит: повар спит на полу, пнул слегка, а тот и не шевелится, сдернул халатик, а там лужа крови вокруг головы! Одного – в госпиталь, в реанимацию, другого на гауптвахту, а затем в психушку. Педик ожил, очнулся и говорит, что ничего не помнит, отказывается от всего. Чем все закончилось, не знаю, я уже к вам уехал.
– Да, дела! Армию от этого могут спасти только публичные дома. Как в старину, за войсками двигаются бордели, а в обозе – молодые и красивые маркитантки, – улыбнулся, показав покалеченную челюсть, Сбитнев.
– Циник ты, Вова, – сказал я.
– Не циник, а старый солдат, забывший о любви!
– Выпьем, чтоб с нами такого никогда не случалось, ненавижу я этих голубых! – рявкнул новый тост Бодунов.
– Это все, еще на раз, и надо бежать в лавку. А точки давно закрыты, – вздохнул, заглянув на опустевшую посуду, Хмурцев. – Хорошо сидим в первый раз за полгода, может, продолжим?
– Можно, конечно, но как мы будем завтра выглядеть? – вздохнул Сбитнев. – Орденоносцам простят, а нам? Эх, сейчас только в двух местах в стране пить разрешают много и регулярно.
– Это где же? – удивился я.
– В Чернобыле и на атомных подводных лодках вино регулярно дают. Уж в зоне аварии сам бог велел, – вздохнул Володя. – Вы сбрасывались деньгами на ликвидацию последствий?
– Да, после Дня Победы объявили в обстановке секретности о катастрофе. Собрали со всех по пятьдесят чеков и рублей по сто, – ответил я. – Не хотел бы я там оказаться. Сколько ни пей, а яйца все равно фонить и звенеть будут. Какой ты после этого мужик!
– Сочувствую тем, кто там работает. Давайте за них – и расходимся спать, – распорядился командир роты.
* * *
Мы готовились к новому рейду, а заменщика Марасканова в последний раз поставили начальником караула.
– Ну, Игорь, ходить тебе начкаром, пока замена не приедет, – усмехнулся я на разводе наряда.
– Посмеиваешься надо мной? – спросил он.
– Нет, завидую. По-хорошему завидую тебе.
– Приезжай в гости, обязательно! В отпуск поедешь и заскакивай. Днем – музеи, вечером – кабаки, оторвемся на всю катушку!
– Ловлю на слове! Договорились.
Пока Игорь тянул лямку в карауле и ничего не знал, к нему прибыл сменщик. Он с трудом втащил в казарму огромный потертый чемодан, раздувшийся во все стороны, со сломанными замками и связанный веревками, чтоб не рассыпался.
– Лейтенант Александр Мандресов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы, товарищ старший лейтенант! – представился он ротному.
– Шо, хохол, что ли, Манресо? – спросил Сбитнев.
– Нет, грек. Не Манресо, а Мандресов, – поправил он ротного.
– Грек греческий или российский? – поинтересовался я.
– Осетинский. Из Орджоникидзе.
– О, Саня, я тоже это училище заканчивал! – воскликнул Ветишин. – Почти земляки! Ты какого года выпуска? Я – восемьдесят пятого.
– А я – восемьдесят четвертого.
– Хватит щенячьих восторгов, земляки. Сегодня и завтра принимаешь взвод, и послезавтра уходим на боевые действия за Саланг в район Файзабада. Повезло: с корабля на бал, – ухмыльнулся Володя.
– Дарю тебе, Сашка, маскхалат. От щедрот души. А то поедешь в своем повседневном кителе, – ухмыльнулся я.
Смена караула задерживалась. Уже прошли лишних три часа.
– Что там случилось, не пойму? – злился Володя. – Кто их меняет?
– Ремонтная рота.
– Вот козлы, и без того времени в обрез, а люди не готовы к завтрашнему строевому смотру. Позвони, Ник, узнай, в чем дело!
Я вышел в коридор к телефону, и тут к казарме прибыл караул.
Ворвавшиеся в оружейку Марасканов и Муталибов были свирепы, как львы. Ну что ж, вопрос с поисками пропавшего караула снят. Я вернулся за стол к бумажкам. Писанины на неделю, а показать нужно завтра.
Планы работы на подготовительный период и во время рейда, да еще по этапам. Конспекты, отчеты, партийная, комсомольская работа… Какие собрания, когда всего пять дней между рейдами. Самое главное – это наградные на мужиков оформить, поэтому я заполняю свои тетради и параллельно двум писарям диктую текст представлений к орденам и медалям. Фразу одному, фразу другому, лишь бы не перепутать, кому и что диктовать.
– Володя! – обратился я к командиру. – Давай оформим наградой на орден Красной Звезды Марасканова. Боевой мужик, не повезло с этим дурацким начпо бригады спецназа, остался ни с чем. Пять рейдов прошел с нами, в принципе, имеем право, давай за Алихейль сделаем.
– А как быть с Подорожником? Комбат, я понял, давно сильную неприязнь испытывает к нему.
– Да к кому он ее не испытывает, только к «стюардессе» и к Арамову благоволит, и то потому, что с ним одно училище закончили.
– Ха! Я тоже Ташкентское закончил, но любви и доброты не замечал.
– Как же, а кто тебя на роту поставил? Понятно теперь, откуда протекция! Я думал в свое время, что Лука будет ротой командовать.
– Вот еще! «Чапай» не любит никого выше себя ростом, а Лука вытянулся как каланча. Я же маленький, но удаленький.
– Василий Иванович в отпуск уехал, а Лонгинов препятствовать не станет, они с Игорем в дружбе, земляки-ленинградцы, – продолжал я уговаривать.
– Ну, если ты ходатайствуешь и все сделаешь, то валяй. Пиши, ходи, подписывай, пробивай, у тебя это получится. А мой наградной оформил правильно? Много раз переделывал?
– Я и палец о палец не ударил, тебе все разбитая челюсть протолкнула, прошло по ранению, без сучка и без задоринки.
– Эх! Челюсть ты моя «краснозвездная»! – пропел Володя, почесывая щеку.
– Что случилось, Игорь? – спросил я вошедшего взводного, у которого от злости лицо было пепельного цвета.
– Представляете, во время смены караула пришел Ошуев и принялся орать, что нет порядка. Потребовал опись недостатков, а этим недостаткам полгода уже. Ну и что же вы думаете, он наковырял? Нет термометра, разбито стекло, сломана форточка, порван линолеум. Составил акт, начет будет сделан. Обсчитали – рублей пятьдесят получится с кратностью. Ну и армия! Воюешь, а с тебя же еще и высчитывают!
