– Я не знаю, съесть ли это, или поместить в рамку, – выдохнула она после долгого изучения.
– Ешь. Я подозреваю, что это слишком прекрасно, чтобы сохраниться надолго.
Есть золото. К этому нужно было еще привыкнуть. Так же, как и к внезапной близости голоса Оливера. Он сел напротив нее и смотрел, как она разрезала десертным ножом декоративное насекомое и положила кусочек идеального завитка мороженого себе в рот.
Соленое, карамельное, шоколадное блаженство.
– Это потрясающе. – Затем что-то пришло ей в голову. – Это завтрак?
Почему, черт возьми, нет, если последние двадцать четыре часа были такими сюрреалистическими? Мороженое и золото великолепно подходили на завтрак.
– Это завершение ужина. Завтрак будет через девяносто минут.
Завтрак означал восход. А восход означал, что пришло время вернуться в реальный мир. Одри вдруг почувствовала холод, который не имел ничего общего с вкусным сливочным десертом. Она отложила ложку:
– Сколько еще до рассвета?
Его глаза сузились.
– Восход в шесть пятьдесят восемь утра.
– Очень точно.
– Это день зимнего солнцестояния. Большое событие в Китае.
Верно. Значит, он не считал минуты.
– Что мы будем делать до тех пор?
– А что? Что произойдет с тобой на рассвете? Собираешься сбежать от меня, как Золушка?
Знал ли он, как близок был к истине?
– У тебя все равно не получится, – продолжал он. – Мы встретим рассвет в особом месте.
Самое особое место, какое она могла себе представить, было наверху, в большой удобной кровати в объятиях Оливера.
– Звучит интригующе, – сказала она, не обращая внимания на боль в сердце.
– Я надеюсь на это. Мне пришлось использовать свои связи, чтобы организовать это.
Он выгнал кучу людей из другого ресторана?
– Ты не скажешь мне?
– Нет. Я хочу, чтобы это был сюрприз. Хотя я должен спросить… Ты умеешь плавать?
Это был действительно необходимый вопрос.
Через сорок минут Одри стояла на пирсе в районе Чимсачей, глядя на великолепную отреставрированную китайскую джонку.
– Я видела ее ночью в бухте, – выдохнула она, прохаживаясь по пришвартованному судну, поглаживая рукой столетние темные деревянные балки. Ярко-красные паруса обычно подсвечивались, и для тех, кто был на берегу, казалось, что это красный огонь, тихо дрейфовавший на воде. Но сегодня утром с парусов свисали простые китайские фонарики, которые бросали нежный свет на безлюдную палубу.
– Это наша поездка на рассвете.
На борту они провели первую четверть часа, исследуя такелаж и конструкцию джонки и оценивая открывающиеся виды на триста шестьдесят градусов и звуки просыпающейся гавани. Но когда небо посветлело и судно, качнувшись в большой дуге, продрейфовало вверх к набережной, Оливер перевел их на верхнюю палубу – на самом деле старую крышу нижней палубы.
Корзину принес любезный, вежливо кланявшийся матрос, она до отказа была заполнена свежими фруктами и великолепными пирожными, а также там был термос с ароматным кофе. Оливер прижался спиной к мачте, затем притянул Одри к себе между ног, и они выбирали вкусное содержимое корзины, пока солнце понималось над гористыми островами Гонконга.
– О чем ты думаешь? – поинтересовался он.
Парус над ними издавал почти неслышное жужжание, вибрируя на утреннем ветерке. Тот же ветер, который приводил их в движение.
– Я думаю, что это очень зрелищно. Я всегда хотела поплавать на этом судне. – Одри повернулась к Оливеру. – Спасибо.
Его губы так естественно прижались к ее. Медленно.
– Не за что.
Но этот поцелуй не был похож на вчерашние, потому что на самом деле было не вчера. Было уже сегодня. И вокруг них просыпался реальный мир и начинал заниматься своими делами.
– Ты точно поднял планку для первых свиданий, – выдохнула она, не задумываясь, но потом спохватилась: – Я имею в виду… любое свидание.
– Это своего рода первое свидание.
Нет, это не так. Неловкая напряженность в его голосе служила неопровержимым доказательством.
– Первое подразумевает, что будут еще, – сказала она. – В нашем случае это скорее единственное свидание.
И, что немаловажно, это был конец единственного свидания. После завтрака она действительно должна была подумать о том, чтобы забрать свои вещи из отеля и добраться до аэропорта на Лантау. Прежде чем выставит себя полной дурой.
Прежде чем вцепится пальцами в его сильные руки и откажется отпустить его.
– Ты считаешь, больше не будет?
Невозможно было понять, на какой ответ он надеялся.
Каждая клеточка ее тела напряглась, но голос ее прозвучал спокойно:
– Мы живем в разных странах, Оливер. Это немного затрудняет будущие свидания, не так ли?
– Так… это все? Одна ночь дикого секса и все?
Она повернулась в его руках и посмотрела ему в глаза:
– На что ты надеялся, на две ночи? Три? – Она выдержала его взгляд и бросила ему вызов: – Больше?
Лицо его стало серьезным.
Да. Так, как она и думала.
– У нас есть время до десяти, – напомнил он ей.
– Что дадут нам несколько часов?
– Первые несколько дали очень много.
Правда. Ее жизнь перевернулась с ног на голову менее чем за двенадцать часов.
– Но что это изменит? В реальности?
Тепло хлынуло на нее сверху вниз.
– Я не ожидал, что ты будешь играть в слова, чтобы уйти от меня.
Она выпрямилась, отстранилась от него на несколько драгоценных дюймов:
– Я не играю в слова, Оливер. Я просто реалистка.
– Разве ты не можешь побыть реалисткой по дороге в аэропорт?
Она внимательно изучала его.
– Прямо до конца?
– Я просто… Такая поспешность тревожит.
– Ты раньше никогда не выходил на цыпочках из гостиничного номера на рассвете?
– Да, и я знаю, что это значит. Так что мне не нравится, что ты поступаешь так со мной.
– О. – Она сместилась и поджала ноги под себя. – Тебе не нравится, когда тебя раскрывают как лицемера.
– Разве это лицемерие – наслаждаться нашей совместной ночью и не хотеть, чтобы она закончилась?
– Она должна закончиться, – отрезала Одри. Потому что то, что случилось между ними, могло быть только один раз. – Меня ждет Сидней. А тебя Шанхай.
