– Мы с тобой, милая. Что бы ни случилось.
Рииз схватила бокал и быстро сморгнула набежавшие слезы, переполненная благодарностью. Она чувствовала, что в преддверии завтрашней вечеринки ей понадобится вся возможная помощь.
В лучах заходящего солнца тенты выглядели особенно красиво. Полосы изысканного голубого цвета, закрепленные под потолком, изящными складками спадали на пол. Столы, украшенные ледяными вазами – теперь без всяких надписей, – смотрелись очень мило. В каждой стоял букет белых орхидей. Просто. Элегантно. Трюфели красовались на каждой тарелке не в серебряных коробочках для обручальных колец, а в обертке из голубого целлофана, отчего столы уже не выглядели свадебными. Заметив возле бара Джину, Рииз направилась к ней. Она чувствовала себя вполне довольной, пока не увидела украшавшие стойку бумажные фонарики. У нее упало сердце.
– Кто их повесил?
Рииз только и делала, что сновала повсюду, стараясь избавиться от всех видимых признаков свадебного торжества. Как она могла забыть про эту деталь?
– Да черт его знает, – отозвалась Джина. – Чем они тебе не угодили? Красивые. – Джина подвинула злополучное украшение ближе, чтобы прочитать надписи.
На каждой стороне значился список предлагаемых напитков.
– Ой, – просто отреагировала Джина и, наморщив губы, спросила: – Что такое «Нохито»?
– Безалкогольный «Мохито».
– Понятно. Зря испортили хорошую мяту и лаймовый сок. – Джина вернула фонарик на стойку.
Чувствуя, что натянутые струны нервов вот-вот лопнут, Рииз прошептала:
– А мне нужно что-нибудь алкогольное. И немедленно.
– Эта несвадебная вечеринка сплошной стресс, – заметила Джина.
«Неужели?» – безмолвно ответил саркастический взгляд Рииз. Джина добавила:
– Мне пришлось чуть ли не драться с диджеем, чтобы выбить из него список песен и заставить убрать самые неподходящие.
– Не знаю, что бы я делала без вашей помощи.
В этот момент она заметила Мейсона, и сердце пропустило несколько ударов. Рииз почувствовала себя пьяной. Улыбка сбежала с лица. Он разговаривал с Паркером и Эмбер. Ее брат и подруга держались за руки, как бы невзначай сплетя пальцы. Для непосвященных эта незначительная деталь ничего не значила. Но для ее насмешливого независимого рыжего старшего брата это было настоящее чудо. Он уже успел поздороваться с Рииз и, пусть несколько неловко, обнял ее. Рииз не могла припомнить, чтобы он делал это когда-нибудь раньше. Хотелось надеяться, что теперь они смогут общаться как взрослые люди, перешагнув сложности, вызванные отношениями Паркера с матерью. Они начнут все заново. Как брат и сестра. Как ей хотелось бы начать с Мейсоном. Глядя на то, как Эмбер и Паркер смотрят друг на друга, она, отбросив грустные мысли, порадовалась за них и с тоской подумала о себе. Вспомнила время, когда на ее лице сияло такое же счастье. И любовь. Рииз все еще не привыкла к тому, как быстро эти двое по уши влюбились друг в друга. И не она одна. Все родственники с удивлением смотрели на эту стремительно развивавшуюся связь. Судя по всему, способность влюбляться быстро и без памяти следовало признать фамильной чертой, доставшейся Рииз и ее брату от матери. В случае с матерью все окончилось неудачно. Паркер оказался слишком упрям, чтобы отступить. А Рииз…
Она подняла глаза на бывшего мужа. В костюмных брюках и застегнутой на все пуговицы светло-голубой рубашке Мейсон выглядел достойно и был так красив, что сердце Рииз екнуло, из души вырвался беззвучный крик «Я люблю». С того самого дня, когда она швырнула ему армейский жетон, положив тем самым конец своему замужеству, она всеми силами не позволяла себе даже приблизиться к этому ощущению. Но теперь оно вернулось и мстило.
– Ты должна сказать ему о своих чувствах, Рииз, – пропел сзади голос Марни.
Она повернулась и столкнулась лицом к лицу с встревоженными подругами. Джина в дорогом изысканном платье, обтягивавшем фигуру так, что большинство мужчин теряли дар речи. Касси, в кои-то веки решившаяся подчеркнуть красоту макияжем и слегка подкрутить концы блестящих темных волос. Джина одолжила австралийскому звездочету приталенное платье без рукавов цвета баклажана с V-образным вырезом. Оно выгодно подчеркивало фигуру Касси. А еще Марни. Она убрала волосы наверх и блистала изящными манерами. Слова Марни эхом звучали в голове Рииз. Ты должна сказать ему о своих чувствах… Эта мысль пугала. От возможной неудачи каменело сердце. Тем не менее Марни права.
Рыжеволосая гуру в области свадебных нарядов, которую Мейсон видел в первый день, выглядела еще лучше в своем шикарном наряде. А восхищенное лицо Паркера выглядело просто смешным. Очевидно, брат Рииз был сражен наповал. Жаль, Мейсон не мог вспомнить имя его подружки. Неужели его никудышные мозги не в состоянии запомнить самое основное хотя бы о хорошеньких женщинах. Еще три стояли неподалеку, разговаривая с людьми, которых Мейсон не знал, когда родственник Паркера отвел счастливую пару в сторону. Мейсон вздохнул с облегчением, отвел руки назад, пытаясь снять напряжение, сковавшее плечи с того момента, как он пришел на вечеринку. Тяжелейшее испытание для человека, который с таким трудом запоминал словесную информацию. Визуальная память пострадала гораздо меньше, но он не мог расхаживать между гостями, то и дело записывая их имена, как коп на месте преступления.
– Спасибо, что пришел, – раздался за спиной знакомый женский голос, и жар змейкой пополз у него по спине.
Хотя она говорила совершенно спокойно, Мейсона мгновенно охватила чувственная дрожь. Захотелось снова затащить ее в свой внедорожник и услышать отрывистые стоны, о которых он так тосковал все десять лет. Когда он повернулся, облик Рииз окончательно отправил его способность мыслить ко всем чертям. Мягкий свет добавлял тумана взгляду ее синих глаз, вызывая мысли о долгих ночах, жарком, неистовом сексе и мягкой податливости ее губ. На ней было простое персиковое платье без лямок, красиво открывавшее ноги. Отбросив навязчивые воспоминания, Мейсон слегка пожал плечами:
– Ты просила меня остаться, я остался. – На мгновение он замолчал, окидывая взглядом ее прелестную фигуру. – Красивое платье, – оценил он. В глазах вдруг вспыхнули насмешливые огоньки. – Без пуговиц, я вижу.
Уголки губ Рииз изогнулись в чувственной усмешке, Мейсон со страхом понял, что беззвучно открывает и закрывает рот, пытаясь восстановить душевное равновесие, пошатнувшееся от улыбки бывшей жены.
Что еще хуже, в улыбке сквозило какое-то обещание, ощущение неизбежности или еще что-то, дающее понять: Рииз уже не смотрит на бывшего мужа как на человека, от которого ей хотелось бы избавиться. В ее глазах Мейсон увидел тот же намек на надежду и внезапно ощутил безотчетный испуг.
– А мое имя ты записал в книжечку?
– В мою маленькую черную книжечку?
Он еще не успел оправиться от того эффекта, который произвела на него улыбка Рииз, и выглядел довольно жалко. Стало гораздо хуже, когда она шагнула вперед и он немедленно оказался в плену ее запаха, тепла и взгляда, который сводил его с ума. Поэтому, когда Рииз протянула руку и вытащила из кармана его рубашки записную книжку, Мейсон даже не пошевелился. А когда она стала размахивать ею у него перед носом, лишь горько усмехнулся. Как хорошо было бы, если бы его маленькая черная книжечка оказалась просто глупым хранилищем списка мужских побед. Одновременно с этим он хотел, чтобы она поняла, каких усилий ему стоил этот день. Да просто как плохо у него с мозгами. Не успела Рииз углубиться в постыдный список, как к ним подошел официант с подносом, на котором стояла тарелочка в форме сердца, наполненная красной икрой. Такой же привлекающий к себе внимание элемент праздничного декора проплыл между гостями на руках еще нескольких официантов. Рииз ошеломленно взяла аперитив, напрочь забыв обо всем, что собиралась сказать. Когда увидела второго официанта с очередным ярко-красным сердцем на подносе, ее рука беспомощно упала вниз. Мейсон понимал: в других обстоятельствах сердечки выглядели бы вполне симпатично. Приподняв бровь, он посмотрел на Рииз, стоявшую с таким видом, будто у нее удалили легкие.
