I
Серый с темными полосками кот сидел перед белой деревянной дверью, словно раздумывая, войти или нет. «Это же комната Кузьминичны!» – мелькнуло в голове у Веры, и девушка, зашикав и размахивая руками, бросилась бегом по коридору.
– Гаврила! – закричала она, когда кот уже поднял лапу, чтобы толкнуть приоткрытую дверь. – Кыш отсюда! Пошел вон!
Животина лениво повернул голову, и на заостренной, как у его далеких египетских предков, морде отразилось выражение досады – будто у человека, которого вдруг отвлекли от важного дела. Вера подумала, что Гаврила сейчас назло ей войдет в комнату, но кот, лизнув поднятую лапу, развернулся и лениво потрусил по коридору прочь. Девушка перевела дух, только сейчас поняв, как на самом деле перепугалась, и тихонько отворила дверь.
Старушка лежала, вытянув поверх тонкого одеяла сухие руки. Вера на цыпочках прошла к кровати и наклонилась, прислушиваясь. От сердца отлегло: спит. Свет ночника, вопреки ожиданиям, не умалял возраста спящей, а безжалостно прибавлял ей лет, высвечивая каждую морщинку. Белоснежно-ватные волосы обрамляли худое, с ввалившимися щеками, лицо пожилой дамы, подчеркивали желтоватые тени под закрытыми глазами. Вера подумала, что надо попросить доктора Савельева еще раз осмотреть Валентину Кузьминичну и взять кровь на анализы. Не нравится ей эта желтизна кожи, которую пожилая женщина, продолжавшая и в восемьдесят лет следить за собой, днем маскировала тональным кремом «Балет». «Деточка, кожа должна быть цвета персика, – учила Веру Кузьминична. – А вы, девонька моя, бледны. Вам нужно купить хорошие румяна и тон, обязательно персикового оттенка!» Вера улыбнулась, вспомнив советы старой дамы, и тихонько вышла в освещенный приглушенным светом коридор.
Возле двери сидел, словно дожидаясь ее, кот Гаврила. Вернулся.
– Ты что здесь делаешь? А ну брысь отсюда! – сердито прошипела Вера, но, смягчившись, поманила животное: – Кис-кис, пойдем со мной! Я тебе вкусного дам. Пойдем, Гаврила!
Кот дернул ухом, словно в досаде, но лениво поднялся и побрел за Верой к медсестринской. В Гавриила, упрощенного затем до Гаврилы, его переименовал из обычного Тишки кто-то из постояльцев пансионата пару лет назад, когда за обычным с виду котом закрепилась страшная слава вестника смерти. Об этом коте даже как-то написали в областной газете, тем самым обеспечив заведению дополнительную рекламу. Мистики и местный светила науки ломали голову над феноменом полосатого «ангела смерти». Скептики утверждали, что ничего необычного нет в смертях уже находящихся в преклонных годах обитателей частного дома престарелых. Но однако же примета, связанная с Гаврилой-Гавриилом, срабатывала как швейцарские часы: стоило коту, обычно не заходившему в жилые комнаты, нанести визит кому-либо из стариков, как вскоре тот отбывал в мир иной. Чем руководствовался Гаврила, выбирая, к примеру, не комнату и так уже дышащего на ладан девяностолетнего старика Сидоркина, а энергичной и еще довольно крепкой семидесятилетней Петровны, оставалось загадкой. Но на следующий день пожилую даму обнаружили уснувшей вечным сном в своей аккуратной постели, а старик Сидоркин и по сей день жил и здравствовал. Распространялась примета только на обитателей дома, но никак, к счастью, не затрагивала работников: объевшись на кухне куриной требухи и сметаны, Гаврила частенько дремал под батареей в комнате персонала, а выспавшись, уходил через дверь кухни в палисадник и затем мог не появляться в пансионате сутками.
– Зачем ты его сюда привела? – нервно воскликнула Ирочка, увидев вошедшего за Верой в комнату для медсестер кота.
Ирочка была новенькой, заменяла находящуюся в декрете Попову. Она недавно окончила медицинское училище и пришла в пансионат по знакомству, как и большинство из персонала: место здесь было хлебное и элитное, «с улицы» без протекции попасть сюда было практически невозможно. Работа новой сотруднице нравилась: мерить ухоженным и чистым старикам, количество которых не превышало двенадцати, температуру и давление и раздавать им таблетки – это тебе не работать в местной больнице или поликлинике. Но Ирочка панически боялась Гаврилы, и никакие уверения коллег, что кот «предрекает» уход только стариков, на молодую девушку не действовали.
– Он здесь отдыхает, – безапелляционно заявила Вера, прошла к холодильнику и достала из него пакет. Налив в чашку молока, она поставила ее в микроволновку. Кот проследил за действиями девушки взглядом и требовательно мяукнул.
– Если бы ты еще миску умел сам приносить, – вздохнула Вера. На кухню идти было далеко. Медсестринская располагалась на втором этаже в противоположном от лестницы конце коридора. Нужно было миновать все комнаты – по шесть с каждой стороны прохода, пройти кабинет врача и комнатки для горничных, затем спуститься на первый этаж, где располагались столовая, кабинет директрисы и комната охранников. А затем уже из столовой, занимающей целый зал, бывший когда-то бальным, спуститься на кухню. Помимо пищеблока, в полуподвале располагалась еще и прачечная.
– Будто он не может найти другого места для отдыха! – воскликнула Ирочка, с настороженностью наблюдая за тем, как Гаврила занимает место возле холодильника, куда обычно ему ставили миску с молоком.
– Ира, он появился здесь задолго до тебя и сам выбрал, где ему бывать, а где нет, – отрезала Вера, которую излишняя мнительность напарницы не забавляла, а раздражала. Сердитые нотки в ее голосе прозвучали еще и потому, что тревога по поводу Кузьминичны не утихала, а набирала обороты, как вовремя не заглушенная таблеткой мигрень. Девушка выставила чашку из микроволновки на стол и вышла в коридор.
Двухэтажный особняк, в котором располагался пансионат, еще шесть лет назад занимало отделение коммерческого банка. Затем банк закрылся, помещение с год пустовало, а затем его выкупил местный олигарх Варенников – под частную гостиницу и элитный клуб любителей рыбалки, так как красота и экологическая чистота местных озер привлекали в эти места отдыхающих. Но в последний момент, когда ремонт подходил к концу, олигарх передумал. Поговаривали, что его так достала советами и поучениями собственная матушка, что богач задумал отселить ее куда-нибудь от себя подальше. Пожилая дама положила глаз на дом, в котором в стародавние времена располагалась летняя усадьба помещика Ягодина. На старости лет мадам Варенникова, в чьих жилах текла рабоче-крестьянская кровь без малейших примесей, вбила себе в увенчанную седым пучком голову, что она на самом деле происходит из графского рода. По прихоти мадам была составлена длинная родословная и нарисован семейный герб. Но для полного графского счастья мадам Варенниковой не хватало особняка. Ее сыну ничего не оставалось, как отписать особняк ей, а для клуба подыскать другое помещение. Сухонькая старушка с выправкой балерины и надменным лицом классической гувернантки, облаченная в меха и обвешанная, как елка, золотом и бриллиантами, стала первой постоялицей этого пансионата, тогда еще не являвшегося домом престарелых. Дама пожелала жить под наблюдением врача и медсестер (у старушки пошаливало сердце), а еще ей, естественно, требовались горничные, повар и садовник. Персонал, совершенно необходимый для аристократской жизни, был тщательно подобран. Мадам даже занялась организацией первого бала, но не успела завершить его подготовку: в прессе появилось сообщение, что мадам Варенникова скончалась. Ее сын не стал распускать персонал и организовал в особняке пансионат для стариков. Вера пришла на работу сюда четыре года назад, вскоре после тех событий. Благодаря стараниям все того же Варенникова слава и элитного пансионата, и самого поселка как отличного места для загородного отдыха достигла столицы. Организованный олигархом клуб любителей рыбалки (членство в котором было по карману лишь людям весьма состоятельным) пользовался успехом у столичных и местных богатеев, и отстроенная в деревенском стиле, но начиненная всеми современными удобствами гостиница не пустовала даже зимой. Но при этом в поселке, похожем на окруженный лесами и чистыми природными озерами островок, сохранялась необходимая для желающих отдохнуть от столичной суеты атмосфера тишины и покоя.
