– Вин…
Она опустилась на колени рядом, посмотрела на металлическое зернышко, потом на духа. Тот застыл без движения. Покатала зернышко между пальцами, потом поднесла ко рту.
Дух торопливо замахал руками. Вин замерла, и дух указал на Эленда.
«Что?»
Мысли двигались с трудом. Она наклонилась и поднесла зернышко к губам умирающего.
– Эленд, ты должен это проглотить.
Вин не была уверена, что он понял, хотя вроде бы кивнул. Она положила частицу металла ему в рот. Губы Эленда шевельнулись, и он начал задыхаться.
«Нужна вода, чтобы он смог проглотить».
Единственной жидкостью были флаконы с металлами. Вин потянулась в опустевший колодец, достала серьгу и флаконы. Открыла один и вылила жидкость умирающему в рот.
Эленд продолжал слабо кашлять, но жидкость помогла смыть застрявшее зерно металла. Вин стояла на коленях, чувствуя себя такой беспомощной, что трудно было поверить в силу, переполнявшую ее несколько минут назад. Эленд закрыл глаза.
Неожиданно щеки его порозовели. Растерянная Вин смотрела, не шевелясь, как меняется выражение лица, поза, цвет кожи…
Рожденная туманом зажгла бронзу и обомлела, почувствовав исходящий от Эленда алломантический пульс. В нем горел пьютер.
Эпилог
Спустя две недели у Обители Серан появилась одинокая фигура.
Оставив записку, Сэйзед тайком покинул Лютадель, снедаемый собственными мыслями и утратой Тиндвил. Он не мог оставаться в Лютадели. Только не сейчас.
Туманы продолжали убивать. Они случайным образом поражали людей, которые выходили из дома ночью, и не было в их действиях никакой четкой закономерности. Одни не умирали, а только заболевали, другие расставались с жизнью. Сэйзед не знал, как оценивать эти смерти. Он даже не мог понять, есть ли ему до этого дело. Вин говорила о чем-то ужасном, будто она совершила ошибку у Источника Вознесения. Она не сомневалась, что Сэйзед захочет изучить и записать ее рассказ. А он сбежал.
Террисиец шел по величественным, украшенным сталью комнатам. Он почти что ожидал встретить тут какого-нибудь инквизитора. Например, Марша, который попытался бы снова его убить. Когда они с Хэмом вернулись из хранилища под Лютаделью, Марш уже исчез. По всей видимости, он исполнил свой долг – задержал Сэйзеда, не дав ему остановить Вин.
Террисиец спустился по лестнице, прошел через пыточную камеру и наконец-то оказался в маленькой, высеченной в скале комнате, которую впервые посетил так много недель назад. Бросив мешок на пол, посмотрел на большую стальную пластину.
На последние слова, высеченные Квааном.
Опустившись на колени, Сэйзед достал из мешка аккуратно перевязанную папку и вытащил оттуда копию, сделанную несколько месяцев назад. Он узнал свои отпечатки на тонкой бумаге, угольные штрихи, выполненные его рукой. Даже свои кляксы.
С растущим беспокойством террисиец поднял копию и приложил ее к стальной пластине на стене.
Они не совпали.
Сэйзед отступил, не зная, что думать теперь, когда его подозрения подтвердились. Копия выскользнула из его ослабевших пальцев, глаза отыскали предложение в нижней части пластины. Последнее предложение, которое дух отрывал снова и снова. Оригинал на стальной пластине отличался от того, что Сэйзед записал и изучал.
«Аленди не должен достичь Источника Вознесения, – гласили слова Кваана, – потому что он не должен выпустить на волю существо, которое заточили там».
Сэйзед молча опустился на пол.
«Это все была ложь, – подумал он отрешенно. – Вера народа Терриса… то, что хранители искали веками, пытаясь понять, – это все была ложь. Так называемые пророчества, Герой Веков… фальшивка. Трюк».
Разве существовал лучший способ, позволявший неизвестному созданию получить свободу? Люди согласны умирать во имя пророчеств. Они хотят верить, надеяться. Если кто-то или что-то могло обуздать эту энергию, направить ее в нужное русло, сколько удивительного можно было сотворить…
Сэйзед посмотрел на слова на стене, прочитал заново вторую часть надписи. В ней обнаружились целые абзацы, отличавшиеся от его копии.
Точнее, саму копию каким-то образом изменили. Изменили, чтобы в ней оказалось то, что Сэйзед должен был прочитать по воле существа.
«Я чеканю эти слова на стали, – так начал свою исповедь Кваан, – ибо тому, что не врезано в металл, нельзя доверять».
Сэйзед покачал головой. Почему они не обратили внимания на эту фразу? Все, что он изучал после, было ложью. Террисиец снова поднял глаза на пластину, проглядел ее содержание и остановился на заключительной части:
«И вот я подхожу к главному. Простите меня. Даже чеканя слова на стали, царапая свои записи в ледяной пещере, я не могу справиться со своей болтливостью.
Проблема заключается в следующем. Поначалу я верил в Аленди, но потом меня стали мучить подозрения. Это очень трудно объяснить: он действительно соответствовал всем пророчествам. Слишком соответствовал – вот в чем дело…
Я знаю, вы станете возражать. Речь ведь идет об Ожидании, о предсказаниях величайших пророков былых веков. Конечно, Герой Веков будет соответствовать пророчествам. Он будет им превосходно соответствовать. В этом весь смысл.
И все-таки дела шли слишком уж… гладко. Мы как будто создали Героя, который соответствовал пророчествам, а не дождались появления того, кто являлся им на самом деле. Я размышлял об этом и должен был по-настоящему встревожиться, когда собратья наконец-то пришли ко мне, готовые поверить.
После этого я начал замечать и другие проблемы. Некоторым из вас, должно быть, известно, что о моей памяти ходят легенды. Это правда: мне не нужна ферухимическая метапамять, чтобы мгновенно запомнить страницу текста.
И я скажу вам – зовите меня сумасшедшим, – что слова пророчества меняются.
Изменения небольшие. Даже хитрые. Слово там, легкий поворот тут. Но слова на страницах отличаются от тех, которые я помню. Другие Мироносцы насмехаются надо мной, потому что у них есть их метапамять, которая доказывает, что книги и пророчества остаются без изменений.
И вот мое самое главное заявление. Существует нечто, некая сила, которая хочет, чтобы мы верили, будто явится Герой Веков и он должен отправиться к Источнику Вознесения. Кто-то меняет пророчества, чтобы они лучше соответствовали Аленди.
Чем бы ни была эта сила, она способна менять слова внутри ферухимической метапамяти.
Люди твердят, что я безумен. Как я уже говорил, возможно, они и правы. Но ведь даже безумец должен полагаться на свой разум, свой опыт, а не на чужой. Разве не так? Я знаю то, что я запомнил. Знаю то, что сейчас повторяют другие Мироносцы. Первое со вторым не совпадает.
