И все же глубоко в душе Сэйзед чувствовал себя виноватым: крестьянам необходимы его знания, и он горячо желал помочь им, однако… Террисийцу казалось, будто он что-то упускает. Вседержитель умер, но история, похоже, не закончилась. Неужели он, Сэйзед, что-то проглядел? Что-то более существенное, чем сам Вседержитель? Слишком огромное и масштабное, чтобы заметить?
«Или я просто хочу, чтобы было что-то еще? Бо́льшую часть своей зрелой жизни я сопротивлялся, рисковал – безумствовал, с точки зрения остальных хранителей. Я не смог довольствоваться содействием – мне представлялось необходимым принять участие в восстании».
Несмотря на успех, последнего собратья Сэйзеда так ему и не простили. Вин и остальные считали Сэйзеда смирным, однако по сравнению с другими хранителями он казался просто бунтарем. Безрассудный дурак, недостойный доверия, который своим нетерпением представлял угрозу для всего ордена. Ферухимики верили, что их долг – ждать того дня, когда уйдет Вседержитель; их ведь слишком мало, чтобы рисковать, принимая участие в открытом бунте.
Сэйзед же поступил по-своему, а теперь ему претила мирная жизнь учителя. Действительно ли он подозревал, будто люди по-прежнему в опасности? Или просто не мог смириться, что оказался на обочине?
– Мастер Террисиец! – В голосе явственно прозвучал ужас.
Сэйзед повернулся: «Еще одна смерть в тумане?»
Было жутко оттого, что остальные скаа оставались в своих лачугах. Несколько дверей скрипнули, но никто не выбежал в тревоге – или хотя бы из любопытства, – когда кричавшая женщина бросилась к Сэйзеду. Плотного телосложения, средних лет – одна из тех, кто работал в поле. Пока она приближалась, Сэйзед проверил свои резервы: хранившая силу пьютерная метапамять и очень маленькое стальное кольцо со скоростью. Как жаль, что он не надел сегодня еще хоть несколько браслетов…
– Мастер Террисиец! – женщина с трудом перевела дыхание. – Ох, он вернулся! Он пришел за нами!
– Кто? Человек, который умер в тумане?
– Нет, мастер Террисиец. Вседержитель.
* * *
Он стоял на краю деревни. Уже темнело, и женщина, позвавшая Сэйзеда, в страхе забилась в свою лачугу. Сэйзед мог только гадать, что чувствовали бедные крестьяне: с одной стороны, ужас перед ночью и туманами, с другой – новая опасность, подстерегавшая сейчас снаружи.
Картина казалась и впрямь зловещей. Незнакомец, почти такой же рослый, как Сэйзед, весь в черном, ждал посреди дороги. У него была наголо обритая голова, а все украшения состояли – если, конечно, можно так выразиться – из пронзавших глаза массивных железных штырей.
Не Вседержитель – всего лишь Стальной инквизитор.
Сэйзед по-прежнему не понимал, как эти создания могли оставаться в живых. Штыри, ровно такой толщины, чтобы заполнить глазницы, заостренными концами выпирали из задней части черепа. И что самое странное – из ран не текла кровь.
К счастью, с этим инквизитором Сэйзед был знаком.
– Марш, – позвал он негромко.
Вокруг уже начал собираться туман.
– Тебя очень трудно выследить, террисиец, – откликнулся Марш, и звук его голоса потряс Сэйзеда.
Голос ощутимо изменился: стал более скрипучим, более жестким, словно у человека, страдающего кашлем. Впрочем, подобные голоса были у всех инквизиторов, которых доводилось слышать хранителю.
– Выследить? – переспросил террисиец. – Вот уж не думал, что кому-нибудь понадобится меня искать.
– Не имеет значения, – отрезал Марш, поворачиваясь лицом к югу. – Мне понадобилось. Пойдешь со мной.
– Что? – нахмурился Сэйзед. – У меня тут дела, Марш.
– Неважно, – вновь обратил на террисийца слепой взгляд инквизитор.
«Не только голос, а и сам он изменился с момента нашей последней встречи, или мне это только кажется?» – с невольным содроганием подумал Сэйзед, однако виду не подал.
– Что происходит, Марш?
– Обитель Серан опустела.
Обитель была крепостью братства на юге – местом, куда инквизиторы и высокие поручители Церкви Вседержителя удалились после Крушения.
– Опустела? – поразился Сэйзед. – По-моему, это невозможно.
– Но это правда. – Марш не двигался – ни единого жеста, сопровождавшего слова, ни единого движения мышц лица.
– Я… – Сэйзед отвернулся.
«Интересно, что за сведения, что за чудеса или секреты хранятся в библиотеках Обители?»
– Ты должен пойти со мной, – продолжал Марш. – Мне может понадобиться твоя помощь, если мои собратья вдруг нас обнаружат.
«Мои собратья. С каких это пор инквизиторы стали собратьями Марша?»
Он внедрился в их число, выполняя часть плана Кельсера по свержению Последней империи. Для инквизироров Марш был предателем, а не собратом.
Сэйзед медлил. В тусклом свете профиль инквизитора казался… неестественным, сбивающим с толку. Опасным.
«Не будь дураком, он родной брат Кельсера», – отругал себя Сэйзед.
Как инквизитор, Марш обладал властью в Стальном братстве, и многие поручители прислушивались к нему, несмотря на его связь с бунтовщиками. Он столько сделал для юного королевства Эленда Венчера и, возможно, сколько еще сделает…
– Собирай вещи, – скомандовал Марш.
«Мое место здесь, – мысленно внушал себе Сэйзед. – Я должен учить людей, а не шататься по стране, ублажая собственное тщеславие».
И все же…
– Туманы приходят днем, – тихо проговорил инквизитор.
Террисиец повернулся. Марш смотрел прямо на него – головки штырей, словно круглые диски, блестели в последних лучах заходящего солнца. Суеверные скаа верили, что инквизиторы способны читать мысли, но Сэйзед знал, что это глупость: инквизиторы обладали силой рожденных туманом и потому могли влиять на эмоции людей, но читать мысли не умели.
– Почему ты это сказал? – спросил Сэйзед.
– Потому что это правда. Ничего не закончилось. Ничего еще даже и не начиналось. Вседержитель… был просто отсрочкой. Мелкой сошкой. Теперь, когда его нет, у нас осталось мало времени. Идем со мной в Обитель – мы должны обыскать ее, пока еще есть такая возможность.
Чуть помедлив, Сэйзед все же кивнул:
– Только сначала мне нужно все объяснить крестьянам. Думаю, к ночи мы сможем двинуться в путь.
В ожидании Сэйзеда Марш даже не шелохнулся – так и остался стоять в темноте, окутанный клубившимся туманом.
8
Мыслями я все время возвращаюсь к бедняге Аленди. Мне жаль его – жаль, что ему пришлось столько перенести. Жаль, что ему пришлось стать таким, какой он сейчас.
