Ведь они, все трое, — рыцари Порога, все они братья. Вот сэр Эрл — он-то уж воистину лучший из лучших, благороднейший из благороднейших. Прямо идеал! Сам-то Оттар знал за собой, что до общепризнанного в Гаэлоне рыцарского идеала ему далековато. Разве ж сэр Эрл стал бы громить харчевни и кабаки просто потому, что ему охота повеселиться после кружки-другой-третьей крепкого пива? Да сэр Эрл даже не во всякий кабак-то и зайдет, предпочтя послать туда слугу, чтобы тот вынес ему кружку вина — если прежде хозяин кабака не спохватится и не выбежит навстречу с угощением. А уж драться с простолюдинами… И думать об этом смешно. Но среди сородичей Оттара, которых в Северной Крепости было больше половины населения, бытовало стойкое мнение о том, что главное для рыцаря Порога — вовсе не умение изящно гарцевать на коне или слагать стишки. Главное: искусство боя и мастерство выживания там, где никто другой, кроме рыцаря Порога, выжить не сможет. Да и вовсе не важны для северянина были эти стишки! Важно, что на сэра Эрла вполне можно положиться. Он скорее погибнет, чем оставит своего брата-рыцаря в беде. Как и Кай: и болотник — рыцарь Порога, а значит, тоже не может по-другому. Правда, эти его странные правила… Со стороны посмотреть: прямо какой-то недоумок, но почему-то всегда эти непонятные поступки впоследствии легко и доступно объясняются. И получается так, что болотник, когда совершал их, видел и слышал больше, чем все остальные, — оттого-то и делал все не так, как другие… Можно подумать, Болотный Орден — совсем уж особенный, ни на какие другие рыцарские Ордена не похожий. Ну, так ведь в каждом Ордене какие-то особенности есть, но главное… Главное — это то, без чего ни в одной Крепости Порога не выжить. Готовность прикрыть друга в бою, отдать свою жизнь за его жизнь… Значит, и тому, что болотник находился тогда среди врагов в совершенном спокойствии, есть свое объяснение.
И это, несомненно, разъяснится потом… когда все встанет на свои места, когда все станет как прежде хорошо…
В коридоре послышались шаги. Оттар затаил дыхание, прислушиваясь. Мышцы его под воздействием мощного выплеска адреналина напряглись, как паруса под ударом шквалистого ветра. Неужели Мон? Неужели ему удалось? Неужели уже через какую-то четверть часа рыцарь будет свободен? О, с каким наслаждением он будет крушить черепа стражников, прорываясь из подземелья. Пусть они хоть демонов призывают, никто и ничто не остановит Оттара.
Но спустя мгновение северянин расслабился, недовольно поморщился и сплюнул. В коридоре раздавались шаги не одного человека. По меньшей мере трое шли по коридору, и шаги их звучали уверенно и твердо.
Тут Оттар снова напрягся. Шаги неотвратимо приближались — идущие явно имели определенную цель, и Оттар уже почти не сомневался, что это за цель. Его камера.
Сквозь зарешеченное оконце заблистало факельное пламя. Северянин резко выдохнул и подобрал под себя ноги. Что бы сейчас ни произошло, он дорого продаст свою жизнь.
В дверном оконце мелькнула физиономия, довольно поганая: рябая и безносая — нос когда-то очень давно был размозжен прямым ударом палицы. Оттар узнал обладателя этой мерзкой рожи. Главный смотритель дворцовой тюрьмы. Сквозь магический дурман заклинания, сковавшего его тело и разум, северянин запомнил тычки и пинки, которыми одаривал его главный смотритель. Чем-то северянин ему очень не понравился, и безносый вымещал на нем свою злобу, пользуясь тем, что рыцарь не сможет ему ответить и к тому же вряд ли это припомнит.
— Вот он, голубчик! — осклабился смотритель. — Я ж говорю, куда ему деться… Отпирай дверь!
Оттар возблагодарил Андара Громобоя за ниспосланную ему предусмотрительность.
Прогромыхали ключи, и дверь, скрипнув, отворилась. Оттар увидел тучную фигуру смотрителя, облаченную в грязную кожаную куртку, едва не лопающуюся на выпирающем животе, и широкие штаны, донельзя замасленные. За спиной главного смотрителя стояли еще четверо. У двоих Оттар заметил арбалеты с вложенными болтами.
— Хитры же вы, сэр! — хихикнул смотритель. — Только дружок ваш оказался не таким хитрым. Попался, когда хотел стянуть меч у хмельного гвардейца. Поначалу его просто собирались плетьми отчесать, а он разнылся и, чтоб плетей-то избежать, выложил всю правду. Думал, за такое признание его помилуют. Ему, конечно, помилование-то обещали, а как услышали, в какое дело он ввязался… В общем, левую руку ему отрубили сегодня, а правую — завтра на дворцовом дворе, прилюдно, чтобы все видели и запомнили… Я слышал, и вас подобная участь ждет…
Сердце Оттара больно запульсировало. Но усилием воли рыцарь подавил всколыхнувшееся отчаянье. «Их всего пятеро, — подумал он, — и дверь камеры открыта. Значит, не все еще потеряно…»
Главный смотритель отступил в сторону и кивнул тем, кто стоял за ним:
— Ну-ка… стреножьте нашего важного гостя. Господин Гархаллокс, когда ему доложили об этом происшествии, оченно разволновался. Нельзя, говорит, чтобы заточенные сбегли, никак нельзя. Надо, говорит, особые меры принять… Хотя… погодите-ка немного…
Смотритель вдруг оглянулся на тех, кто пришел с ним… и облизнулся какой-то своей мысли. Он шагнул в камеру и прикрыл за собой дверь.
— Страшно, благородный сэр? — осведомился он, воровато забегав глазами. — Страшно… Всем вам… благородные сэры, как только вы здесь оказываетесь, становится страшно… А я оченно радуюсь, когда таким, как вы, страшно…
Он сладострастно оскалился и пнул Оттара сапогом в лодыжку. Оттар успел поджать ногу, и удар смотрителя не достиг своей цели.
— Верткий, — скрипнул зубами безносый. — Ух, как я вас всех… благородных… Ненавижу вас… Страшно? А раньше небось на такого, как я, и слов не тратили. Плетью таких, как я, вытягивали… и невест… невест… — гримаса ярости исказила и без того не блещущее красотой лицо смотрителя, — невест спробовать перед первой мужней лаской не гнушались… Это там, наверху, вы лучше меня. А здесь, в подземелье, я — ваш господин! Здесь я благородный.
Оттар уже был абсолютно спокоен. Он просчитал дальнейшее поведение противника и решил, как будет действовать.
— Я свой рыцарский титул заслужил мечом, — сказал северянин, — в боях против таких чудовищ, что, приснись они тебе, ты мог бы и не проснуться. И ежели бы кто-то нанес мне обиду, подобную той, которую, видимо, когда-то нанесли тебе, я бы не таил трусливо злость, а убил бы обидчика на месте. Или погиб бы сам. Вот какая разница между благородным рыцарем и таким паскудным шелудивым псом, как ты!
Из-за приступа злобы смотритель не сумел даже закричать. Выхватив из-за пояса плеть, он размахнулся… но ударить не успел. Оттар из удобного положения, которое принял, когда смотритель попытался его пнуть, нанес ногой, обутой в сапог с шипованной подошвой, сильнейший удар безносому пониже брюха.
Главный смотритель королевской тюрьмы едва не вышиб грузным своим телом тяжелую бревенчатую дверь. Вылетев в коридор, он рухнул на пол и скорчился от страшной боли, будучи не в состоянии даже стонать. Сопровождающие его на некоторое время опешили — на это-то и рассчитывал Оттар.
Изо всех сил выбросив вперед левую руку, он со скрежетом вытащил из стены один из крюков. И, действуя уже обеими руками, отчаянным рывком вырвал второй крюк.
