Тишина была внезапно разорвана порывом ветра, который прорвался через деревья и устроил безумную, показную овацию тому, что двигалось на них. Гамаш слышал и озеро. Волны бились о пристань и берег, несли на своих хребтах все более крупные буруны по мере приближения к ним грозы. Гамаш и Рейн-Мари наблюдали, как ударяют и приближаются молнии, прокладывая себе путь по заливу.
Гроза была сильная. Ветер налетел на крыльцо, прогибая москитные сетки на дверях, словно пытался добраться до Гамаша и Рейн-Мари.
Молния на мгновение осветила озеро и горы. Гамаш почувствовал, как напряглась рядом с ним Рейн-Мари, когда еще одна разлапистая молния ударила в лес на другом берегу озера.
– Одна тысяча, две тысячи…
Оглушающий удар грома прервал их подсчеты. До грозы оставалось меньше двух миль, и направлялась она прямо на них. Гамаш вдруг подумал, есть ли на «Усадьбе» громоотвод. Наверняка есть, решил он, иначе дом давно бы сгорел. Еще один разряд молнии воткнулся в лес за озером, и они услышали оглушительный треск – рухнуло громадное старое дерево.
– Давай лучше войдем в дом, – предложила Рейн-Мари.
Но не успели они подняться, как сильный порыв ветра ударил по сетчатым дверям, принеся с собой струи дождя. Они поспешили внутрь, промокшие и слегка ошарашенные.
– Боже, вы меня напугали, – произнес тихий дрожащий голос.
– Мадам Дюбуа, désolée, – извинилась Рейн-Мари.
Попытку разговора пресек очередной удар молнии и раскат грома. Но во время вспышки Гамаш увидел фигуры, бегущие, словно призраки, по Большому залу, будто гроза переместила «Усадьбу» в потусторонний мир.
Потом в комнате стали появляться маленькие пятна света. Ливень ударил в окна и двери, его бешеная ярость была слышна в доме.
Пятна света стали приближаться к ним, и через несколько секунд они увидели Пьера, Элиота, садовницу Коллин. Нашли фонарики и некоторые другие обитатели гостиницы. Еще несколько мгновений – и они разошлись закрывать ставни, запирать окна и двери. Теперь временное пространство между молнией и громом сократилось до нуля. Гроза оказалась запертой между горами без всякой надежды двигаться дальше. Она снова и снова набрасывалась на «Усадьбу». Гамаш и Рейн-Мари принялись помогать персоналу, и вскоре старый сруб был запечатан.
– У вас есть громоотвод? – спросил Гамаш у мадам Дюбуа.
– Есть, – ответила она, но в мерцающем свете выглядела не очень уверенно.
К ним присоединились Питер и Клара, а еще через несколько минут появились Томас и Сандра. Остальные постояльцы и персонал либо спали, либо были слишком испуганы, чтобы двигаться.
В течение часа гроза сотрясала массивное деревянное сооружение, колотилась в окна, грохотала по медной крыше. Но дом выдержал.
Гроза ушла, чтобы пугать другие существа в лесной чаще. И Гамаши вернулись в свой номер, распахнули окна для прохладного ветерка, оставленного грозой в виде извинения.
Утром электричество восстановили, но солнце не вернулось. Небо было затянуто тучами, чреватыми дождем. Гамаши поднялись поздно под соблазнительный аромат канадского черного бекона, кофе и луж. Запах квебекской деревни после сильного дождя. Они присоединились к остальным в столовой, поздоровавшись кивками.
Заказав кофе с молоком и вафли с лесной голубикой и кленовым сиропом, они приготовились к неторопливому дождливому дню. Но когда принесли вафли, послышался отдаленный звук, столь неожиданный, что Гамаш даже не узнал его.
Это был пронзительный вопль.
Пока остальные переглядывались, Гамаш быстро поднялся и прошел по столовой. Его догнали Пьер и Рейн-Мари, не сводившая взгляда с мужа.
В коридоре Гамаш остановился.
Вопль повторился.
– Наверху, – сказал Пьер.
Гамаш кивнул и стал подниматься по лестнице, шагая через две ступеньки. На площадке они снова прислушались.
– Что над нами?
– Чердак. За книжным шкафом есть потайная лестница.
Они последовали за Пьером. Коридор слегка расширялся в том месте, где были встроены книжные шкафы. Пьер откатил один из них. Гамаш посмотрел вверх и увидел старую лестницу, темную и пыльную.
– Оставайтесь здесь.
– Арман… – начала было Рейн-Мари, но замолчала, увидев его поднятую руку.
Он побежал по лестнице и вскоре исчез за поворотом.
Голая лампочка раскачивалась из стороны в сторону. В ее тусклом свете плавала пыль и виднелась паутина, свисающая с балок. Здесь пахло пауками. Гамаш заставил себя остановиться и прислушаться. Но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца. Он сделал шаг, доски под его ногой заскрипели. У него за спиной раздался еще один вопль. Он развернулся и бросился в темную комнату, встал там, пригнувшись, готовый прыгнуть в любую сторону. Вгляделся в темноту – и вдруг ощутил, как у него сдавило горло.
На него смотрели сотни глаз. Потом он увидел голову. И еще одну. Глаза смотрели на него с отсеченных голов. И пока его мечущийся ум фиксировал это, что-то бросилось на него из угла и чуть не сбило с ног.
Бин. Ребенок, зарыдав, вцепился в него, маленькие пальцы впились в ногу Гамаша. Он освободился из хватки и крепко прижал к себе дрожащее тельце.
– Что случилось? Тут есть кто-то еще? Бин, скажи мне.
– Ч-ч-чудовища. – Глаза ребенка расширились от ужаса. – Нам нужно бежать отсюда. Пожа-а-а-алуйста!
Гамаш поднял ребенка на руки, но тот вскрикнул, словно его ошпарили, и принялся выворачиваться из его рук. Тогда он опустил его на пол, взял маленькую ладошку в свою, и вместе они побежали к лестнице и вниз. Там уже собралась толпа.
– Опять вы! Что вы сделали с моим ребенком на этот раз? – спросила Мариана, прижимая к себе трясущееся в рыданиях дитя.
– Что, чучела? – спросила мадам Дюбуа.
Гамаш кивнул. Старушка нагнулась и положила морщинистую руку на маленькую спину, содрогающуюся в рыданиях.
– Извини, Бин. Это моя вина. Это всего лишь украшения. Головы животных. Кто-то застрелил их много лет назад, а потом сделал из них чучела. Я понимаю, они могут напугать, но повредить тебе они не в состоянии.
– Конечно, они тебе ничего не сделают. – К спине ребенка прикоснулась еще одна морщинистая рука, и спина напряглась. – Хватит слез, Бин. Мадам Дюбуа все тебе объяснила. Ты ничего не хочешь сказать?
– Merci, Madame Dubois, – послышался приглушенный голос.
– Нет, Бин, извинись за то, что ходишь туда, куда не имеешь права ходить. Ты уже большой человечек, чтобы понимать это.
– Non, ce n’est pas nécessaire,
[41]
– возразила мадам Дюбуа, но было ясно, что никто никуда не уйдет, пока ребенок не извинится за то, что испугался до полусмерти.
