Привезли оборудование, и библиотека в старом бревенчатом доме стала преображаться в современный оперативный штаб. Очистили столы, подключили компьютеры, поставили информационные доски, закрепили на подставках писчую бумагу: для записей фактов (чем занимался инспектор Бовуар), составления списка свидетелей, улик и вещдоков, графика перемещений.
– У нас проблема, шеф, – сказала одна из техников, возившаяся с компьютером.
– Я сейчас. Так ты дозвонилась до Габри?
– Меня там ждут, – ответила Рейн-Мари.
– Инспектор, не хочешь присоединиться? Мы доедем до Трех Сосен с мадам Гамаш, потом – в Шербрукское отделение полиции. У нас там встреча с крановщиком, устанавливавшим статую.
– С удовольствием, – сказал Бовуар, поправляя подставку и доставая фломастер из коробки.
Гамаш подошел к технику:
– Так что за проблема?
– Этот дом… тут проводке сто лет, сэр. Не думаю, что мы сможем подключить наше оборудование. – Она держала в руке вилку компьютера.
– Я сейчас найду метрдотеля, – сказал Бовуар, направляясь в столовую.
Чертовы края. Медвежий угол. Он неплохо держался до этого момента. Пытался не обращать внимания на комаров, мошку и всяких прочих невидимых паразитов. В Монреале ты, по крайней мере, видишь, кто на тебя летит. Легковушки. Грузовики. Наркоманы. Все крупное. А здесь все прячется. Все незаметное. Крохотные жучки-кровососы, пауки, змеи, животные в лесу, сгнившая проводка в бревенчатом, черт бы его драл, доме. Это было сравнимо с проведением современного расследования в пещере Фреда Флинстона.
[54]
– Bonjour? – громко сказал он.
Никого.
– Кто-нибудь тут есть?
Он засунул голову в столовую. Пусто.
– Эй!
У них тут что, сиеста? Может, они отправились в лес настрелять дичи к обеду? Он распахнул дверь и вошел в кухню.
– Добрый день. Чем могу вам помочь?
Из холодильного помещения донесся низкий, певучий голос. Потом появилась женщина с мясом для жаркого. На ней был белый передник без всяких глупых надписей или изображений. Она подошла к Бовуару, взглянула ему в глаза пристальным, вопрошающим взглядом. Бовуар прикинул: роста в ней шесть футов, ни дюймом меньше. Далеко не юная и далеко не стройная. Вьющиеся волосы, черные с сединой, короткая стрижка явно ей не к лицу. Руки громадные, грубые.
– Чем могу вам помочь? – Голос ее звучал так, будто она его проглотила.
Бовуар уставился на женщину.
– Что-то не так? – снова зазвучал низкий голос.
Она бросила мясо на кленовую колоду для рубки.
Бовуар всем телом ощущал зуд. Он пытался оторвать от нее взгляд, но не мог. Он ждал, что сердце его забьется как сумасшедшее, но на самом деле оно замедлилось. Успокоилось. Что-то случилось, и все напряжение, вся избыточная энергия, все волнение оставили его.
Он расслабился.
– Я вас знаю? – спросила она.
– Извините. – Он подошел к ней. – Инспектор Бовуар. Жан Ги Бовуар, Квебекская полиция.
– Конечно же. Я должна была догадаться.
– Почему? Вы меня знаете? – с надеждой спросил он.
– Нет. Но я знаю, что убита мадам Мартин.
Он был разочарован. Ему хотелось, чтобы она знала его. Чтобы объяснилось это ощущение близости, которое он неожиданно испытал. Это выбивало его из колеи.
Бовуар посмотрел на женщину, ставшую причиной его тревоги. Ей было, вероятно, под шестьдесят, но выглядела она крепкой как дуб, двигалась как грузовик, говорила так, словно проглотила саксофон.
– Кто вы? – сумел выдавить он.
– Шеф-повар. Вероника Ланглуа.
Вероника Ланглуа. Имя было красивое, но ничего не говорило ему. А он был уверен, что знает ее.
– Чем могу вам помочь? – спросила она.
Чем она может помочь? Думай, старина, думай.
– Я ищу метрдотеля.
– Он, вероятно, там. – Она показала на двойную распашную дверь из кухни.
Бовуар поблагодарил ее и вышел словно в тумане.
За остекленными дверями он увидел метрдотеля – тот на террасе разговаривал с одним из официантов.
– Ты считаешь, что это слишком трудная работа? Попробуй высаживать деревья или работать в шахте. Или стричь газоны на кладбище все лето.
– Послушайте, меня не интересует, чем вы занимались в моем возрасте. Мне это безразлично. Я знаю только одно: Джулия Мартин мертва и кто-то из этих людей убил ее.
– Тебе что-то известно о ее смерти, Элиот?
Ответом было молчание.
– Не валяй дурака, парень. Если ты знаешь что-то…
– Вы думаете, я бы вам сказал? Она была достойным человеком, и кто-то ее убил. Вот все, что я знаю.
– Ты лжешь. Ты проводил с ней время, верно?
– Время? Какое время? То свободное время, что вы нам оставляете? Я работаю по двенадцать часов в день. Где у меня время, чтобы с кем-то его проводить?
– Ты что, так и собираешься всю жизнь жаловаться?
– Как сложатся обстоятельства. А вы собираетесь провести жизнь в полусогнутом состоянии?
Элиот развернулся и зашагал прочь. Бовуар остался на месте, невидимый для метрдотеля, – ему было любопытно, как тот поведет себя, считая, что его никто не видит.
Пьер Патенод смотрел в спину уходящему Элиоту, радуясь, что никто не слышал их разговора. Он понял, что совершил ошибку, сказав Элиоту о том, как подрабатывал летом в молодости. Но слово не воробей. Потом он вспомнил, что говорил его отец в зале заседаний совета директоров, в окружении серьезных стариков: «Каждый должен иметь второй шанс. Но не третий».
В тот день его отец уволил человека. Пьер видел это – ужасное зрелище.
Элиот не воспользовался третьим шансом. Придется уволить Элиота, когда закончится расследование и уедет полиция. До этого он ничего предпринимать не будет, потому что Элиот все равно должен оставаться, как об этом просили полицейские. Метрдотелю не часто приходилось увольнять людей, но если это случалось, он вспоминал тот день в зале заседаний, вспоминал своего отца. И думал о том, что сделал его отец после.
Много лет спустя после того увольнения его отец анонимно инвестировал сотни тысяч долларов, чтобы помочь уволенному открыть собственное дело.
В конечном счете он предоставил ему третий шанс. Правда, Пьер считал, что его отец был добрее сына.
