Он пригубил кофе и принялся за круассан, отгоняя голодных мух. Над водой вокруг пристани летали стрекозы, изящные и яркие в солнечных лучах, пронзавших их крылышки и светящиеся тела.
– А вы знаете птицу без ног?
– Без ног… – Финни не рассмеялся, он задумался над вопросом Гамаша. – Почему это птица должна быть без ног?
– И в самом деле, почему? – спросил Гамаш, но предпочел не предлагать своих версий. – Как вы думаете, кто убил вашу падчерицу?
– Если не считать Чарльза?
Гамаш не ответил.
– Это тяжелая семья, старший инспектор. Трудная.
– Вы на днях сказали про них: «семь безумных Морроу в вершере».
– Правда?
– Что вы имели в виду? Или вы просто рассердились, что вам не хватило места?
Как и надеялся Гамаш, его вопрос взволновал старика, который до этого момента казался абсолютно спокойным. Он повернулся в кресле и посмотрел на Гамаша. Но без раздражения. Скорее с удивлением.
– Помнится, я сказал Кларе, что в лодке не всем хватает места, – сказал Финни. – Но я вовсе не говорил, что все хотят усесться в лодку.
– Это же семья. А вас оставили за бортом, месье Финни. Вам не больно?
– Больно – это когда твою дочь раздавят до смерти. Больно – это когда ты теряешь отца. Больно – это много чего. Но уж не тогда, когда ты остаешься на берегу, в особенности на этом берегу.
– О красоте окрестностей мы не говорим, – тихо сказал Гамаш. – Речь о том, что внутри. Ваше тело может находиться в самом великолепном из мест, но если вы подавлены, то место не имеет значения. Если вас исключают, прогоняют, это довольно болезненное событие.
– Не могу не согласиться. – Финни откинулся на спинку кресла.
По другую сторону озера чирикали о чем-то воробьи. Шел восьмой час.
В номере Марианы уже сработали будильники.
– Вы знаете, что Генри Дэвид Торо и Ральф Уолдо Эмерсон дружили?
– Не знал, – ответил Гамаш, глядя перед собой, но внимательно слушая.
– Так вот, они дружили. Торо однажды бросили в тюрьму – он протестовал против какого-то правительственного закона, ущемляющего свободы. Эмерсон пришел к нему в тюрьму и спросил: «Генри, как ты здесь оказался?» И знаете, что ответил Торо?
– Нет, – ответил Гамаш.
– Он сказал: «Ральф, как получилось, что ты остался там?»
Секунду спустя Финни издал сдавленный звук. Гамаш посмотрел на него. Это был смех. Тихое, почти неслышное фырканье.
– Вы назвали их сумасшедшими. Что вы имели в виду?
– Ну, это мое личное мнение, но я видел, как люди сходят с ума, и немало размышлял об этом. Что мы называем безумием?
Гамаш начинал понимать, что Финни изъясняется риторическими вопросами.
– Вы не собираетесь отвечать?
Гамаш внутренне улыбнулся:
– Вы ждете от меня ответа? Сумасшествие – это отрыв от реальности, это создание собственного мира и жизнь в нем.
– Верно, хотя иногда это самое здравое поведение. Единственный способ выжить. Это делают униженные люди, особенно дети.
«Откуда ему это известно?» – подумал Гамаш.
– Они сошли с ума, – сказал Финни. – Это не всегда так уж плохо. Но есть еще одно выражение, которое мы используем для описания сумасшествия.
Какое-то движение, порхание слева привлекло внимание Гамаша. Он повернул голову в ту сторону и увидел, как по лужку несется Бин. «Убегает?» – подумал Гамаш. Но секунду спустя он понял, что Бин не убегает и вообще не бежит.
– Говорят, что человек выжил из ума, – сказал Финни.
Ребенок галопировал, как конь, а за его спиной развевалось – порхало – купальное полотенце.
– Морроу сумасшедшие, – продолжал Финни. Он либо не замечал ребенка, либо привык видеть его в это время. – Потому что они выжили из ума. Они живут в собственном мирке и не обращают внимания ни на какую другую информацию.
– Питер Морроу талантливый художник, – сказал Гамаш. – Невозможно быть хорошим художником, если ты потерял связь с реальностью.
– Он талантливый, – согласился Финни. – Но насколько лучше он бы стал, если бы прекратил думать и начал просто жить? Начал слушать, воспринимать запахи, чувствовать?
Финни отхлебнул остывший кофе. Гамаш знал, что ему пора вставать, но медлил; ему нравилось быть в обществе этого необыкновенно уродливого человека.
– Я помню, как в первый раз я намеренно убил живое существо.
Это заявление было столь неожиданным, что Гамаш посмотрел на сморщенного старика, пытаясь понять, почему он сказал это. Берт Финни корявым пальцем указывал на мысок. Его огибала лодка с рыбаком, который в тишине раннего утра забрасывал блесну.
Уиу. Шлёп. И далекое потрескивание, как часы в номере Марианы, – рыбак крутил спиннинг.
– Мне было лет десять, и мы с братом пошли стрелять белок. Он взял ружье отца, а мне досталось его ружье. Я часто видел, как стреляет отец, но мне он никогда этого не позволял. Мы улизнули из дому и побежали в лес. Было такое же, как сегодня, утро, когда родители спят, а дети учиняют какое-нибудь озорство. Мы протиснулись между деревьями и упали на землю, делая вид, что участвуем в сражении с врагом. Окопная война.
Старик пошевелился, воспроизводя движения почти восьмидесятилетней давности.
– Потом брат шикнул на меня и показал, куда смотреть. У основания дерева играли два бурундука. Я поднял ружье, прицелился и выстрелил.
Уиу. Шлёп. Тик-тик-тик.
– Я в него попал.
Берт Финни посмотрел на Гамаша, его глаза словно взбесились – стреляли туда-сюда. Трудно было представить, что этот человек может кого-то убить.
– Мой брат радостно вскрикнул, и я возбужденно бросился вперед. Я был очень горд. Мне не терпелось все рассказать отцу. Но я не убил бурундука. Тяжело ранил – это было понятно. Он верещал и царапал лапой воздух, потом перестал и только похныкивал. Я услышал какой-то звук и повернулся. На меня смотрел другой бурундук.
– И что вы сделали? – спросил Гамаш.
– Выстрелил еще раз. Убил его.
– И после этого вы никого не убивали?
– Да, долгое время – никого. Мой отец был расстроен, потому что после этого я уже не хотел ходить с ним на охоту. Я так и не сказал ему почему. Наверно, нужно было продолжать.
Они смотрели на человека в лодке. Гамаш догадался, что это тот самый человек, который живет в доме по другую сторону озера.
– Но в конечном счете я убил еще раз, – сказал Финни.
Потом они снова увидели, как скачет Бин – теперь уже в сторону леса.
– «Я вырвался из мрачных уз земли»,
[69]
– продекламировал Финни, глядя, как в последний раз вспорхнуло полотенце, прежде чем исчезнуть в лесу.
