Дэвид Мартин рассмеялся:
– Чем дальше уезжала Джулия и чем дольше продолжалось ее отсутствие, тем лучше были отношения. Расстояние и время. Вот теория относительности по Морроу.
Но Дэвиду Мартину, кажется, было вовсе не смешно.
– У вас нет детей?
– Нет. Мы пытались, но Джулии вроде не очень хотелось. Она делала это ради меня, и когда я понял, что она на самом деле не хочет детей, то перестал настаивать. Она была очень обижена, инспектор. Я думал, что смогу избавить ее от этой боли, и смотрите, чем это для меня кончилось.
– Вы хотите сказать, что похитили все эти деньги и погубили столько жизней ради вашей жены?
– Нет, я действовал из корыстных побуждений, – признал тот.
– Если вы такой корыстный человек, то почему ваша жена не была застрахована?
Последовала еще одна пауза.
– Потому что я и вообразить не мог, что она может умереть раньше меня. Я старше, я должен был умереть первым. Я хотел умереть первым. Я не мог себе представить, что получу прибыль от ее смерти.
– Вы знаете завещание вашей жены?
– Вероятно, она написала новое. – Мартин откашлялся, и голос его стал сильнее. – Но согласно последнему она все оставляла мне, за исключением небольших благотворительных пожертвований.
– Например?
– На детскую больницу, на приют для животных, на местную библиотеку. По мелочам.
– И ничего семье?
– Ничего. Не думаю, что они на что-то рассчитывали, но кто может знать наверняка.
– И много у нее было денег?
– Могло быть и больше, но ее отец оставил бо́льшую часть денег жене. Дети получили ровно столько, сколько было нужно, чтобы их уничтожить.
Это было сказано с нескрываемой неприязнью.
– Что вы имеете в виду?
– Чарльз Морроу жил в ужасе – боялся, что дети промотают семейное состояние.
– Бойтесь третьего поколения, oui, я слышал об этом, – сказал Бовуар.
– Так говорил ему отец, и он уверовал в это. Каждый из детей унаследовал от отца около миллиона. Кроме Питера, – уточнил Мартин. – Тот отказался от наследства.
– Quoi?
[74]
– Я знаю, это глупо. Он вернул эти деньги, и их разделили между остальными детьми и матерью.
Бовуара это так удивило, что его мозг отказывался верить. Как можно отказаться от миллиона долларов? Ему и думать не хотелось, на что он пошел бы ради таких денег. А что могло бы заставить его отказаться от такой суммы, он и представить себе не мог.
– Почему же он это сделал? – вот и все, что он сумел выдавить из себя.
К счастью, этого оказалось достаточно. С другого конца континента до него донесся смешок:
– Я у него не спрашивал, так что могу только догадываться. Месть. Я думаю, он хотел доказать отцу, что тот ошибался. Что Питер единственный из всех детей не заинтересован в этом наследстве.
Бовуар никак не мог взять в толк, о чем ему говорит Мартин.
– Но его отец был уже мертв!
– В семьях бывают такие сложные отношения, – сказал Дэвид.
– У меня в семье сложные отношения, месье. Это ненормально.
Бовуар не любил все ненормальное.
– Как вы познакомились с женой?
– На танцах. Она там была самой красивой девушкой, да и по сию пору в любом обществе оставалась самой красивой. Я в нее влюбился и приехал в Монреаль просить у отца Джулии ее руки. Он сказал, мы вольны делать что хотим. Это был не очень радушный прием. После этого нам почти нечего было сказать друг другу. Правда, я пытался их помирить, но после знакомства с семьей энтузиазма у меня поубавилось.
– Как вы думаете, кто убил вашу жену? – Уж спрашивать так спрашивать, решил Бовуар.
– Даже и представить себе не могу. Но я, кажется, знаю, кто написал ту гадость про нее в мужском туалете «Рица».
Бовуар уже знал, что сделал это, вероятно, Томас Морроу, так что ответ не очень его интересовал.
– Это сделал ее брат Питер.
А вот это было интересно.
* * *
Питер вошел в номер брата, даже не постучав. Лучше выглядеть брутальным, уверенным.
– Ты опоздал. Господи, ну у тебя и видок. Что, эта твоя жена совсем за тобой не смотрит? Или она так занята – все рисует и рисует? Как ты себя чувствуешь при жене, которая успешнее тебя?
Бла-бла-бла. Питер стоял как оглушенный. Придя в себя, он понял, что у него есть шанс вступиться за Клару, сказать этому кичливому, льстивому, улыбающемуся мерзавцу, как жена спасла ему жизнь, подарила ему любовь. Какой она блестящий художник, какая она добрая. Он сейчас скажет Томасу…
– Я так и думал, – сказал Томас, жестом приглашая его войти.
Питер молча сделал то, что ему велели, – вошел и огляделся. Номер был гораздо шикарнее, чем тот, в котором остановились они с Кларой. Кровать с балдахином, диван перед балконом, озеро за окном. Громадный гардероб казался малюткой на фоне вида, открывающегося из окна. Но глаза Питера обнаружили самую крохотную вещицу, какая здесь была. На прикроватной тумбочке.
Запонки. Он знал, что их оставили там специально, чтобы они были замечены.
– Мы должны сделать кое-что, Спот.
– Ты это о чем?
Питер в смятении заметил крошки у себя на рубашке и поспешил их стряхнуть.
– Кто-то убил Джулию, а этот идиот-детектив думает, что это сделал кто-то из нас.
Теперь у него появился шанс заступиться за Гамаша, сказать Томасу, какой это замечательный человек, проницательный, смелый, добрый.
– Мать думает, что он пытается замолить грехи отца, – сказал Томас. – Наверно, нелегко иметь отцом труса и предателя. Что бы мы там ни говорили о нашем отце, но трусом он не был. Громила – может быть, но никак не трус.
– Громилы всегда трусы, – сказал Питер.
– Тогда получается, что отец твоего дружка громила и трус. Это не очень приятный ярлык, Питер. И вообще, я диву даюсь, откуда у тебя могут взяться друзья. Но я позвал тебя не для того, чтобы говорить о тебе. Речь пойдет о Джулии, так что сосредоточься. Кто ее убил, не вызывает сомнений.
– Финни, – сказал Питер, обретя голос.
– Молодец. – Томас повернулся спиной к Питеру и посмотрел в окно. – Впрочем, он оказал нам услугу.
– Что-что?
– Да брось ты! Только не рассказывай мне, что ты уже не посидел с калькулятором. Четыре минус один?
Голос его звучал вкрадчиво, вынуждая Питера ответить на этот риторический вопрос.
