– Дело «Джубили тобакко». Я помню, – сказал Бовуар. – Всплыло все о том дерьме, которым в компании начиняли сигареты. Моя мать прочла тот отчет и бросила курить.
– Умная женщина, – похвалил Гамаш. – Многие тогда бросили курить.
– И это стало причиной кризиса? – спросил Бовуар, который снова потерял нить.
– Нет, они стали сбывать свою продукцию в развивающихся странах. Падение Мартина произошло, когда выяснилось, что они, компенсируя свои потери с табачными компаниями, продолжали продавать партнерства, хотя уже несколько лет знали о неминуемом крахе. Тысячи людей были разорены. Малые инвесторы.
Бовуар и Лакост молчали – обдумывали услышанное. Бовуар, звонивший Мартину в тюрьму, был удивлен. Мартин не показался ему человеком, способным намеренно облапошить столько людей, малых инвесторов. Мамочек и папочек. Но он сделал это. Корысть. Вот кто был настоящим тюремщиком.
– Мог ли кто-нибудь из Морроу, возможно даже Чарльз Морроу, быть одним из «партнеров»? – спросила Лакост. – Может быть, они на этом потеряли состояние.
– Дэвид Мартин утверждал, что Морроу стоили до этого около двадцати миллионов, – сказал Гамаш. – Не могла бы ты проверить? – спросил он у Лакост.
Вскоре они внесли в список подозреваемых всех остальных постояльцев гостиницы.
– Да, это никак нельзя назвать сужением круга подозреваемых. – Бовуар печально улыбнулся. – У них у всех была возможность, и у всех, кажется, есть мотив перебить друг друга.
– Джулия сказала, что раскрыла тайну отца, – сказала Лакост. – Я думаю, это важно, Я спросила об этом Клару.
– И?.. – поинтересовался Гамаш.
– Она была не очень-то расположена помогать. Я бы даже сказала, что совсем не расположена.
– Правда?
Бовуар посмотрел на свой список. Потом на другой лист. На тот, где были зафиксированы улики, факты, утверждения. Надпись на стене мужского туалета. Две записки, что были найдены на каминной решетке, и птичка без ног.
И еще ряд вопросов.
Сыграла ли какую-то роль гроза?
Что Джулия узнала об отце?
Кто написал послания, найденные в камине?
Почему Джулия хранила благодарственные письма, полученные ею много лет назад?
Кто сделал надпись на стене мужского туалета? Имеет ли это значение?
У них был длинный список вопросов, начинающихся с «кто». И с «почему». Но одно слово стояло на листе в одиночестве.
Как.
Как упала статуя? Под этим словом ничего не было написано, даже самых смутных догадок.
– Да, у меня есть еще одно имя к списку, – сказал Бовуар и написал это имя буквами чуть крупнее, чем остальные.
– Пьер Патенод? Метрдотель? – спросила Лакост.
– Он самый, – ответил Бовуар.
– А он-то с какой стати? – спросил Гамаш.
– Около полуночи он был на террасе. Помогал устанавливать статую, так что, возможно, сделал что-то такое, чтобы ее потом уронить. Мальчишкой он подрабатывал на кладбище и кое-что знает про статуи.
– Возможно, он знает, как их устанавливать, но вот как их ронять… – резонно возразил Гамаш. – И в любом случае он научился разве что стричь траву вокруг них.
– Он имеет доступ во все номера, – сказал Бовуар, стараясь говорить так, чтобы его слова звучали не слишком склочно. – Он мог написать эти записки. Ему даже не нужно было передавать их ей. Он мог их просто написать, смять и бросить на решетку, зная, что мы их найдем.
Два безмолвных, недоуменных лица внимали этим откровениям гения.
– Он делал это с целью запутать нас, – подчеркнул Бовуар.
Они продолжали недоуменно смотреть на него.
– Да бросьте, он один из первых подозреваемых. Он присутствует повсюду, и его никто не замечает.
– Ты хочешь сказать, что это сделал метрдотель? – спросил Гамаш.
– Это сделал либо он, либо бакалейщик со своей женой-уборщицей, – сказал Бовуар и выдавил улыбку.
Дверь открылась, и все трое посмотрели в ту сторону. Появился Элиот. Он держал поднос со свежей клубникой.
– Мы ее только что собрали. И здесь еще creme fraiche.
[77]
– Он улыбнулся Изабель Лакост, умудрившись произнести это с заискивающей интонацией. – Из монастыря, что неподалеку.
Даже это прозвучало сексуально.
Они ели, разглядывая список. Наконец, выбрав последнюю ложку густой сметаны из вазочки, Бовуар встал и снова подошел к списку. Показал пальцем на одну из записей:
– Это важно?
«Кто сделал надпись на стене мужского туалета? Имеет ли это значение?»
– Не исключено. А что? – спросил Гамаш.
– Понимаете, в конце нашего разговора с Дэвидом Мартином он сказал, что, кажется, знает, кто это сделал.
– Мы знаем, – сказала Лакост. – Томас Морроу.
– Нет. Муж Джулии считает, что это сделал Питер.
* * *
Остальную часть дня Бовуар и Лакост проверяли биографии и перемещения. Арман Гамаш отправился на поиски мадам Дюбуа; впрочем, поиски эти не были долгими и трудными. Она, как всегда, находилась в вестибюле за своим столиком, и вид у нее был такой, будто температура не достигала двадцати семи градусов в тени.
Гамаш сел в удобное кресло напротив нее. Она сняла очки и улыбнулась ему:
– Чем могу быть полезна, старший инспектор?
– Я тут размышлял кое над чем.
– Я знаю. Кто убил нашу гостью.
– И над этим тоже. Но я вот что хотел понять: почему вы установили статую именно в этом месте?
– Да, это очень хороший вопрос, и мой ответ будет увлекательным. – Она улыбнулась и встала. – Suivez-moi,
[78]
– сказала она так, будто он собирался остаться, а не следовать за ней.
Они прошли через сетчатую дверь, та со щелчком захлопнулась за ними. На веранде, хотя и защищенной от солнца, было удушающе жарко. Направляясь к выходу с веранды, мадам Дюбуа начала говорить, а Гамаш, наклонив голову, слушал, боясь пропустить хоть одно увлекательное слово.
– Когда мадам Финни впервые обратилась ко мне с просьбой об установке этой статуи, я ей отказала. Это было вскоре после смерти Чарльза Морроу. Тогда она все еще была, конечно, мадам Морроу. Они часто приезжали сюда, и я их неплохо знала.
– И что вы о нем думали?
– Он принадлежал к известному мне типу людей. Я бы за такого никогда не вышла замуж. Слишком уж одержим своей работой, обществом. Для таких, как он, что правильно, а что неправильно – вопрос первостепенной важности. Я говорю не о нравственности, конечно, а о таких вещах, как десертные вилки, благодарственные записки, надлежащая одежда.
